Уголовное право зарубежных стран
Основания уголовной ответственности в Англии
В английском уголовном праве с давних времен основания уголовной ответственности базировались на латинской максиме « Actus non facit reus nisi mens sit rea », означающей, что не может быть уголовной ответственности без единения виновной воли и виновного действия. В этой формуле виновное действие означает противоправный акт, а виновная воля служит критерием вменения ответственности лицу его действия.
Судебная практика и уголовно-правовая доктрина выработали правила о необходимости двух элементов — объективного (материального) и субъективного (психического), без которых нет преступления и уголовной ответственности. Общий принцип английского уголовного права заключается в том, что лицо не может быть осуждено за преступление, если обвинение без всяких сомнений не сможет доказать существование этих двух элементов, являющихся непременными атрибутами преступления.
Во-первых, обвинение должно доказать, что определенное событие произошло вследствие поведения обвиняемого или наступивший результат запрещен уголовным законом. Во-вторых, для возникновения уголовной ответственности необходимо также, чтобы психическое состояние такого лица имело отношение к указанному событию или ею последствиям.
Если actus reus совершено без mens rea, то оно не является преступлением и может быть обычным невинным действием. Когда говорят, что определенное событие является actus reus преступления, то подразумевается, что событие будет преступлением, если оно совершено лицом, у которого есть соответствующая mens rea.
Можно сказать, что определение actus reus в сжатом виде представляет собой действие (иногда бездействие или иное событие 3 Иногда согласно дефиниции статутного преступления требуется наличие события, в котором участвовал обвиняемый, а не действия или бездействия с его стороны; например, в Законе о лицензировании 1872 г. (ст. 12) предусмотрено, что преступлением является обнаружение спиртного напитка в публичном месте (Licensing Act 1872, 24 (Statutes) 290). ), определенное в дефиниции конкретного преступления, которое включает:
Вопрос о том, что представляет собой деяние как элемент преступления, в английском праве решается следующим образом. Основой actus reus является «действие» (an act), т.е. совершение чего-либо. При этом дефиниции одних преступлений содержат более подробные описания запрещенных действий, других — менее детальные, особенно в тех случаях, где используются понятия, охватывающие как само действие, так и его результат.
Преступным признается акт, совершенный только путем добровольного действия или бездействия. Так, лицо не подлежит уголовной ответственности за действие, совершенное автоматически.
Например, когда оно ранит кого-либо или причиняет вред во время сна или в связи с каким-либо психическим недугом (вызванным церебральной опухолью или эпилепсией).
Автоматизм предполагает невозможность контролировать свои действия, поэтому акт, совершенный под угрозой или по команде начальника, не признается автоматическим.
Как уже отмечалось, для установления уголовной ответственности недостаточно иметь преступный замысел — должно быть совершено определенное действие. Вместе с тем такое поведение может и не являться прямой или единственной причиной преступления. Отсюда следует, что в английском праве господствует эквивалентная теория причинной связи, согласно которой действия, выполнявшие роль какого-либо условия, которые способствовали преступному результату, находятся с ним в причинной связи.
Бездействие (an omission) реже ведет к возникновению уголовной ответственности, чем позитивное действие. Исторически это объясняется тем, что уголовный закон, как правило, устанавливает в большей степени запрет совершения чего-либо, чем обязанности действовать определенным образом (с наказанием в случае неисполнения таких обязанностей). Следовательно, бездействие может наказываться в уголовном порядке только тогда, когда, например, обязанность совершать какие-либо действия возникает из общего права или возложена по статуту. Обращает на себя внимание тот факт, что число статутов, в которых устанавливаются соответствующие обязанности, постоянно возрастает — большей частью такого рода предписания можно встретить в законодательных актах о дорожном движении.
Что же касается ответственности за бездействие, которое возникает из установленной общим правом обязанности спасать другого человека от причинения ему физического вреда, то можно сказать, что такая обязанность является исключительной. Тем не менее, если лицо исполняет эту роль, то считается, что нет нужды доказывать факт возложения по закону или договору на подсудимого обязанностей опекуна. Достаточным считается, чтобы он добровольно принял на себя обязанность в отношении другого лица, не способного позаботиться о себе самом.
Судебная практика свидетельствует о том, что обычно вопрос об ответственности за бездействие возникает в связи с возбуждением уголовного дела о простом убийстве.
Например, родители обязаны заботиться о своем малолетнем ребенке, и, если ребенок умирает в результате плохого обращения, они могут быть признаны виновными в тяжком или простом убийстве в зависимости от степени их вины (без сомнения, аналогичная ответственность должна возникать и у опекунов ребенка).
По мнению английских юристов, аналогичные правила должны распространяться на супругов и даже детей в возрасте старше 10 лет по отношению к их беспомощным родителям.
Авторитетным в этой области считается решение, вынесенное Апелляционным Судом в 1977 г. по делу Стоун. Суд указал, что вывод относительно того, добровольно или нет подсудимыми была взята на себя опека, может быть сделан на основании анализа общих взаимоотношений жертвы и преступника, особенно, когда речь идет о беспомощном больном, состоящем в родственных отношениях с подсудимым, живущим в его доме и зависящим от ухода за ним. Супруги Стоун были признаны виновными в простом убийстве своей родственницы (сестры жены), проживавшей в их доме в течение нескольких лет. После того как женщина из-за болезни перестала принимать самостоятельно пищу, Стоуны не вызвали ни врача, ни представителя социальной службы для оказания ей помощи. Больная умерла от голода через полтора месяца.
Как уже указывалось выше, уголовная ответственность не может наступить, если обвинение не докажет без всякого сомнения наличие в поведении обвиняемого actus reus. Если actus reus конкретного преступления не существует, то нет и преступления.
Ситуации такого рода многочисленны: например, если какое-либо лицо полагает, что присваивает чужое имущество, оно ни при каких обстоятельствах не может быть признано виновным в краже, если имущество, о котором идет речь, является бесхозным.
Наличие у данного лица mens rea не ведет к возникновению уголовной ответственности, поскольку другой необходимый элемент преступления — actus reus — отсутствует.
Еще одним примером подобного рода является намерение заключить новый брак, не расторгнув предыдущий с супругом, который к этому моменту уже умер, о чем обвиняемому не известно.
В каждом из этих случаев, однако, речь может идти о покушении на совершение указанных преступлений (кражи и двоеженства) на основании Закона об уголовно наказуемом покушении 1981 г.
Следует отметить, что, если для совершения actus reus необходимо совершение действия, обвинением должно быть непременно доказано, что его совершил обвиняемый.
Аналогичным образом решается вопрос об ответственности лица за нанесение побоев, если оно не могло контролировать свои действия в случае болезни, например, вызвавшей конвульсии. В первом примере движение обвиняемого не было добровольным, а событие, имевшее место, произошло против его воли или, по меньшей мере, без наличия воли с его стороны. Во втором примере у обвиняемого отсутствовало сознание, вследствие чего он не мог проявить свою волю, и поэтому ни одно движение его тела не было добровольным.
Из этого правила, однако, существует исключение, согласно которому действие, совершенное в состоянии интоксикации, вызванной алкоголем или наркотическим веществом (иным, чем снотворное или седативное средство), ведет к возникновению уголовной ответственности.
Mens rea. Историки английского права придерживаются мнения, что до XII в. в Англии для наступления ответственности за причиненный вред достаточно было совершения действий, вызвавших его, без доказательства какого-либо заслуживающего порицания психического состояния исполнителя. Однако со временем под влиянием канонического и римского права суды стали требовать доказательства того, что обвиняемый имел определенное, заслуживающее порицания «виновное состояние ума» (a guilty mind) как составной части преступления, наличие которого стало обязательным элементом преступления по общему праву и получило название mens rea. Mens rea является техническим термином, употребляемым всякий раз, когда необходимо указать на душевное состояние, прямо или косвенно выраженное в определении преступления.
В законах обычно для обозначения душевного состояния, составляющего необходимый элемент преступления, используются слова «с намерением», «неосторожно», «незаконно», «злонамеренно», «злонамеренно и незаконно», «умышленно», «сознательно», «зная и полагая», «обманно», «бесчестно», «допуская», «разрешая». Каждое из этих понятий должно определяться в контексте правовой нормы, поэтому иногда одинаковые слова, употребляемые законодателем, могут иметь разный смысл.
В принципе лицо не подлежит уголовной ответственности, если оно не намеревалось или не предвидело, что должно или, по меньшей мере, могло выполнить действия, составляющие преступление.
Английское уголовное законодательство не содержит определения вины и ее форм. Природа этого элемента в каждом конкретном преступлении своя, однако анализ судебной практики и теоретические исследования в данной области позволяют выделить такие типичные формы mens rea, как намерение, неосторожность и небрежность.
Намерение. Несмотря на то что в судебных решениях часто говорится о «намерении» совершить преступление, в них нельзя встретить его однозначного определения. Хотя в некоторых своих решениях Палата лордов делала попытки разграничить понятия «намерение», «мотив» и «желание», тем не менее единообразного понятия «намерение» и других форм mens rea не было выработано.
В настоящее время основополагающим по данному вопросу является решение Палаты лордов, вынесенное в 1985 г. по делу Молоуни, который был признан Апелляционным судом виновным в тяжком убийстве своего отчима. Суть дела состояла в следующем.
Принято считать, что намеренность деяния (независимо от того, требует этого конкретная правовая норма или нет) не нуждается в особом доказывании, поскольку существует презумпция, в соответствии с которой неправомерные действия, совершаемые вменяемым и разумным человеком, всегда являются актом его воли. Бремя опровержения этой презумпции лежит на обвиняемом.
Следовательно, при определении намерения в английском праве на первый план выдвигается волевой момент, цель, которую ставит перед собой преступник. Деяние совершается намеренно, если оно является результатом воли, когда лицо ожидает наступления определенных последствий и желает их наступления. Если у лица есть цель, оно действует умышленно, даже когда знает, что шансы совершить преступление малы. Отсутствие такой цели свидетельствует о том, что лицо действует неумышленно, даже если оно знает, что шансы совершить преступление высоки. Фактор условности намерения (например, когда лицо собирается преступить закон по достижении определенного события) не защищает от уголовной ответственности.
Неосторожность. Во многих случаях при совершении преступления неосторожность по английскому праву является формой вины, достаточной для наступления уголовной ответственности. После решения палаты лордов 1981 г. по делу Колдуэлл английские юристы стали различать два вида неосторожности: так называемую субъективную неосторожность и неосторожность типа «Колдуэлл», общим для которых являлось причинение неоправданного риска, однако неосторожность второго типа считалась достаточной для наступления уголовной ответственности за статутные преступления, связанные с причинением вреда и неосторожным вождением, а по общему праву — за простое убийство.
Субъективная неосторожность означает, что лицо осознанно допускает неоправданный риск, т.е. оно действительно предвидит риск того, что определенные последствия могут наступить в результате его действия, и при всех обстоятельствах у него нет оснований полагать, что этот риск не наступит. При этом для наступления субъективной неосторожности недостаточно простого предвидения того, что определенные последствия могут явиться результатом акта. Считается, что лицо действует с субъективной неосторожностью, когда оно действительно понимает, что существует опасность наступления негативных последствий. Примером, показывающим, каким образом происходит разграничение субъективной неосторожности и ненаказуемого деяния, является дело Каннинхэма.
Обвиняемый Каннинхэм с целью последующей продажи в подвале пустующего дома сорвал со стены газовый счетчик, повредив при этом трубу. Вытекающий из трубы газ скопился в соседнем доме, в результате чего этим газом отравился человек, живший по соседству. Поскольку жизнь соседа была поставлена в опасность, Каннинхэм был признан виновным в злоумышленном обращении с опасным для жизни отравляющим веществом (Закон о преступлениях против личности 1861 г., ст. 23 1 ). Судья в своем напутствии присяжным сказал, что слово «злоумышленный» означает просто «плохой», «опасный». Апелляционный суд отменил приговор Каннинхэму, сославшись на принцип, впервые провозглашенный Кенни в 1902 г., согласно которому в любой статутной дефиниции преступления слово «malice» (злой умысел) не должно толковаться в старом значении слова «wickedness»(злой поступок).
По мнению суда, во-первых, необходимо установить, что у обвиняемого было намерение причинить конкретный вид вреда, который впоследствии и наступил. Во-вторых, должно быть доказано наличие в действиях обвиняемого неосторожности независимо от того, был причинен вред или нет (т.е. обвинение должно доказать, что обвиняемый предвидел возможность причинения такого вреда и действовал, допуская его наступление).
В решении по делу Каннинхэма было подтверждено, что слово «злонамеренность» (maliciously) в статутном преступлении означает предвидение последствий. Если Каннинхэм не знал, что в результате его действий (т.е. после повреждения газового оборудования) кому-нибудь будет причинен вред, он не может быть признан виновным. В делах, требующих «злого умысла», для возникновения уголовной ответственности недостаточно того, что обвиняемый просто подумал о возможных последствиях, риск должен быть очевиден для него. Он действительно должен знать о существовании риска и умышленно допускать его наступление.
Неосторожность в том виде, как она была сформулирована в деле Каннинхэма, означает, что mens rea, которая является необходимым элементом преступления по статутной дефиниции, должна быть совершена «злонамеренно».
Примечательно, что в деле Каннинхэма это правило было применено к деянию, являвшемуся преступлением по Закону о злоумышленном причинении вреда 1861 г. Комиссия по реформе права, подготовившая отчет об уголовно наказуемом причинении вреда, который содержал множество предложений по данной проблеме, решила, однако, что психический элемент преступления, сформулированный в деле Каннинхэма, вполне удовлетворяет современным требованиям, хотя, по мнению Комиссии, указанный принцип должен быть изложен более просто и ясно, а взамен архаичного и расплывчатого термина «злоумышленность» необходимо использовать слова «умышленно» или «неосторожно».
Эти предложения были реализованы в Законе об уголовно наказуемом причинении вреда, принятом в 1971 г. Тем не менее в этом законе легального определения неосторожности так и не было дано. До 1981 г. суды полагали, что термин «неосторожность», использованный в Законе 1971 г., полностью соответствует определению, данному в деле Каннинхэма и Лоуренса. В 1981 г. Палата лордов постановила, что в тех случаях, когда статут использует слово «неосторожность», должна применяться несколько иная трактовка.
Было высказано мнение, что лицо действует неосторожно в отношении какой-либо поврежденной или уничтоженной собственности, если: 1) оно совершает акт, который в действительности создает очевидный риск того, что данное имущество будет повреждено или разрушено, и 2) оно, совершая акт, не задумывается о возможности возникновения риска либо полагает, что определенный риск существует, но все равно продолжает действовать дальше, допуская его наступление. Палата лордов распространила его на преступления, связанные с неосторожным вождением, использовав несколько иную формулировку. Выражение «очевидный риск» суд заменил словами «очевидный и серьезный риск», что связано с существованием определенной разновидности риска, которую обычный предусмотрительный человек может истолковать как «незначительный риск», в то время как слово «серьезный» предполагает, что речь идет о более серьезном риске, чем просто о «небрежном».
Следует отметить, что данная правовая позиция впоследствии подверглась ожесточенной критике как «несправедливая и аморальная» и была отвергнута палатой лордов в 2004 г. в решении по делу R v G.
Два мальчика, 11 и 12 лет, ушедшие на прогулку без разрешения родителей, ночью разожгли огонь, который перекинулся на магазин, причинив имуществу значительный ущерб. В напутственном слове присяжным суд разъяснил, что, вынося вердикт, они должны руководствоваться понятием неосторожности, сформулированным в решении по делу Колдуэлла. Дети были признаны виновными в совершении преступления, хотя считали, что огонь должен потухнуть сам собой, и не предполагали его дальнейшее распространение. В своем решении палата лордов подчеркнула, что законодатель, принимая Закон об уголовно наказуемом причинении вреда 1971 г., исходил из того, что обвиняемый должен не просто предвидеть возможные последствия, для него должен быть очевиден риск их наступления.
Небрежность (Negligence). Как зарубежные, так и российские специалисты в области уголовного права отмечают, что небрежность является одним из наименее определенных понятий Общей части уголовного права Англии. Оно возникло и развивалось главным образом в судебной практике применительно к истолкованию субъективной стороны простого убийства. Все его признаки в силу этого представляют собой порой бессистемное, различающееся подходом собрание точек зрения судей по самым различным делам, рассмотренным в течение столетий. По мнению подавляющего большинства английских судей, небрежность полностью исключает волевой момент — у лица, совершающего преступление, полностью отсутствует желание совершить противоправное деяние и достичь определенного результата.
Поскольку небрежность не проистекает из сознательного выбора, многое юристы не считают ее основанием уголовной ответственности, хотя небрежность служит основанием для уголовной ответственности гораздо чаще, чем принято считать; например, в Судах Короны около 5% рассматриваемых дел связаны с небрежностью. В этом основное отличие небрежности от намерения, которое характеризуется прежде всего наличием воли, желания, направленных на достижение противоправных последствий. Сложнее обстоит дело с отграничением небрежности от неосторожности.
Принято считать, что лицо действует небрежно, если его поведение в отношении предполагаемого риска, понятного разумному человеку, опускается ниже стандартов, соблюдение которых можно ожидать от такого человека с учетом существования этого риска. При этом нельзя забывать, что кто-то может иметь специальные познания в каком-либо вопросе, недоступные обычному человеку. Тогда вопрос должен быть поставлен по-другому: должен ли совершать такие действия разумный человек, обладающий специальными знаниями? Например, обращение с револьвером, которое в случае с обычным человеком, не имеющим специальных познаний, может не являться небрежностью, в то время как в случае с экспертом но огнестрельному оружию такое поведение будет считаться совершенным с грубой небрежностью. Большие знания и, следовательно, большая способность предвидения предполагают, что к такому человеку будут применяться более высокие стандарты. Этот принцип получил статутное воплощение в Законе о дорожном движении 1988 г. при определении понятия опасного движения. Стандартом дорожного движения согласно Закону является такое движение, какое можно ожидать от «компетентного и внимательного водителя». При определении, двигался ли водитель опасным образом, следует учитывать не только те обстоятельства, о которых, как ожидается, он мог быть осведомлен, но также любое обстоятельство, связанное со знаниями обвиняемого.
Риск, понятный разумному человеку, может касаться последствий поведения лица или обстоятельств, при которых он возникает. Обвиняемый проявляет небрежность к последствиям своего действия или бездействия, если: 1) разумный человек должен был предвидеть возникновение риска и 2) обвиняемый либо не предвидит риска и не предпринимает шагов для того, чтобы его избежать, либо, предвидя его, пытается избежать риска, либо предпринимает шаги, не соответствующие стандарту поведения, которое следует ожидать от разумного человека в таких обстоятельствах.
Принято считать, что обвиняемый проявляет небрежность в отношении обстоятельств, связанных с его поведением, если он должен был сознавать их существование в тех случаях, когда разумный человек должен думать о возможности существования риска.
Строгая ответственность. В некоторых случаях уголовная ответственность может возникать не только при отсутствии намерения, но и при отсутствии неосторожности или небрежности. Речь идет о преступлениях строгой ответственности. Хотя принято считать, что большей частью строгая ответственность за преступления возникает в результате толкования, придаваемого судами отдельным статутам, в общем праве также существует несколько составов преступлений строгой ответственности. Наиболее известным из них является паблик ньюснс, под которым подразумевается любое действие, которое существенным образом влияет на удобство и комфорт определенной части общества. Типичными примерами его могут быть создание помех на дороге, шум или неприятный запах от фабрики, причиняющие серьезное неудобство людям, живущим по соседству.
Как было отмечено в решении по делу Джонсона, паблик ньюснс представляет собой преступление особого рода, ответственность за которое может быть основана на сумме действий, ни одно из которых само по себе не составляет преступления.
В одном деле суд признал, что непристойные разговоры по телефону, которые обвиняемый вел с различными женщинами, также могут являться паблик ньюснс, если потерпевших достаточно много и телефонные звонки причиняют им неудобство.
Что же касается статутных преступлений строгой ответственности, то она часто возникает там, где в законах отсутствуют слова, подобные словам «умышленно», «неосторожно» или «осознанно», дающие суду возможность для уточнения формы вины, которую имел в виду законодатель.
Теория состава преступления в уголовном праве США: ключевые позиции и основные недостатки
Полянский Евгений Юрьевич, докторант кафедры уголовного права Национального университета «Одесская юридическая академия».
Имеются все основания полагать, что теория состава преступления в уголовном праве США в настоящее время переживает свои не лучшие времена. За весь период своего исторического развития она так и не вышла на уровень, способный обеспечить надлежащее применение уголовного закона при квалификации преступлений. В результате отсутствуют единые стандарты правоприменения, что приводит к весьма свободной интерпретации законодательства судами. Американские теоретики слишком много времени и сил затрачивают на совершенно бессмысленные дискуссии о содержании преступного акта, аморальной природе психоволевого отношения к своим действиям, постулатах свободы воли в вопросах ответственности за бездействие и др. В то же время без внимания остаются насущные проблемы, имеющие практическое значение. В итоге существенные недостатки американской теории состава преступления не способствуют установлению объективной истины по делу и справедливому наказанию виновных. Такое положение дел свидетельствует о необходимости активного исследования теории состава преступления в праве США с целью установления ее недостатков, что позволит избежать возможных ошибок в ходе дальнейшего развития отечественного права. Более того, «посторонний» взгляд на обозначенные проблемы может быть неоценимым и для американской правовой науки, так как предлагает совершенно иное видение путей совершенствования концепции состава преступления.
Ключевые слова: юриспруденция, состав преступления, actus reus, mens rea, бездействие, квалификация, общее право, формы вины, конвергенция права, Модельный уголовный кодекс.
Theory of component elements of a crime in the criminal law of the USA: the key positions and negative features
The author considers that the theory of component elements of crime in the criminal law of the USA is going through a hard time. Throughout the period of its historical development, this theory did not manage to achieve the level allowing to establish due application of criminal law in classification of crimes. Therefore, there are no common standards in legal practice, leading to rather loose interpretation of legislation by the courts. American legal scholars spend too much time and effort on meaningless discussion on the contents of criminal act, immoral nature of psychological attitude to the acts, freedom of will in the issues of responsibility for the failure to act, etc. At the same time, they fail to pay attention to a number of practical problems. As a result, the significant shortcomings of the American theory of component elements of crime do not facilitate achievement of objective truth in criminal cases and application of just punishment to guilty persons. Such a situation calls for the active study of the theory of component elements of crime in the US law, and such as study should be held in order to avoid the further mistakes in the development of national law. Moreover, the «outsider» view on the said problems may prove valuable for the American legal science, since it presupposes an altogether different view on the possible improvements in the concept of component elements of crime.
Key words: jurisprudence, component elements of crime, actus reus, mens rea, failure to act, qualification, common law, forms of guilt, convergence of law, the Model Criminal Code.
Состав преступления считается необходимым условием наступления уголовной ответственности в науке и практике уголовного права стран общего права. Как известно, в отличие от семей континентального права структура состава преступления является двухэлементной и предусматривает лишь преступное действие (actus reus) и виновное отношение (mens rea). Подобное структурирование исторически возникло и развилось в английском общем праве под влиянием политических и социоэкономических факторов периода средневековья в условиях абсолютизированной монархической государственной власти.
Имеются все основания полагать, что теория состава преступления в уголовном праве США в настоящее время переживает не лучшие времена. Более того, за весь период своего исторического развития она так и не вышла на уровень, способный обеспечить надлежащее применение уголовного закона при квалификации преступлений. В результате отсутствуют единые стандарты правоприменения, что приводит к весьма свободной интерпретации законодательства судами. Масла в огонь хаоса юридической квалификации подливает и значительное количество противоречивых доктринальных наработок, которые также широко используются судами при необходимости подкрепить аргументами процессуальное решение, принятое по сути уголовного производства. Такое положение дел свидетельствует о необходимости активного исследования теории состава преступления в праве США с целью установления ее недостатков, что позволит избежать возможных ошибок в ходе дальнейшего развития отечественного права. Более того, «посторонний» взгляд на обозначенные проблемы может быть неоценимым и для американской правовой науки, так как предлагает совершенно иное видение путей совершенствования концепции состава преступления.
Возвращаясь к американскому праву, необходимо отметить, что в его пределах состав преступления является центральным основанием уголовной ответственности, однако, в отличие от постсоветского права, не абсолютным. Законодательство, теория и практика в некоторых случаях допускают (порой даже приветствуют) игнорирование субъективного элемента (mens rea) либо же вменение другого преступного действия. Само же учение о составе преступления в американской правовой доктрине является весьма дискуссионным и включает в себя немалое количество разных подходов к определению и функциональному разделению mens rea и actus reus.
В целом же попытки американских исследователей оптимизировать концепцию состава преступления никогда не были достаточно решительными, а поэтому не могли изменить само видение концепции в теории. В свою очередь, традиционная для континентального уголовного права четырехэлементная конструкция безусловно признается более совершенной именно с учетом четкой структуризации признаков и их полноты. Она лишена проблемы удвоения признаков (например, виновности действия) между actus reus и mens rea, а также учитывает другие факторы, которые являются релевантными к конкретному поведению и имеют значение для решения вопроса об ответственности.
Glanville Williams, Criminal Law: The General Part 22 (2d. Ed. 1961) 644.
James Mangiafico, The Independence Of Actus reus 11 (2011).
George P. Fletcher, Rethinking Criminal Law 166 (1978).
Oliver Wendell Holmes, The Common Law 54 (1881).
J.W. Cicil Turner, Kenny’s outlines of Criminal Law. 18, P. 30 (19th Ed. 1966).
Там же. С. 54.
Glanville Williams, Criminal Law: The General Part 22 (2d. Ed. 1961) 12.
James Mangiafico. Там же. С. 15.
J.W. Cicil Turner. Там же. С. 53.
James Mangiafico. Там же. С. 29.
H.L.A. Hart. Acts of will and responsibility in punishment and responsibility 100 (1968).
Michael Corrado. Is there an act requirement in the Criminal Law? 142 U. Pa. L. Rev. 1529, 1538-44 (1994).
James Mangiafico. Там же. С. 30.
Кроме того, возникает и другой вопрос относительно поведенческого подхода: как оценивать поведение лица, если возможность выбора ограничена субъективными факторами, например недостаточной информированностью, в результате чего будет избран потенциально опасный вариант действий? Стало быть, если лицо не имело выбора, то значит, что оно не контролировало свои действия? Вряд ли это в полной мере справедливо, однако в указанном контексте можно прийти именно к таким выводам. Далее, если лицо избирает поведение из нескольких вариантов, то за что может быть наказано: за ненадлежащий выбор или за само противоправное поведение? На наш взгляд, излишнее теоретизирование и сравнение как примитивного, так и волевого, а равно и поведенческого подходов к определению actus reus ввергает лишь в дебри софистской аргументации, не имея под собой ни малейшей практической ценности и значимости. Следует заметить, что американские авторы по непонятной причине уделяют чрезмерно много внимания данным вопросам, в итоге не могут сдвинуться с мертвой точки, плотно застряв в болоте теории.
Michael S. Moore, Act and crime: The philosophy of action and its implications for Criminal Law 18 (1993) 10.
Michael S. Moore. Там же. С. 17.
Необходимо упомянуть так называемую доктрину доброго самаритянина, истоки которой восходят к библейской легенде о бескорыстной помощи в качестве примера надлежащего поведения. Библия акцентирует внимание на моральной обязанности каждого лица помогать находящимся в затруднительном положении, особенно если речь идет о жизни или смерти. С позиций же уголовного права вопрос состоит в юридической обязанности лица оказать помощь в экстренных ситуациях, а также в ответственности за ее непредоставление. В целом можно говорить об абсолютной и относительной обязанности действовать в таких ситуациях. Абсолютная обязанность, на наш взгляд, предусматривает долг любого лица приложить максимальные силы (насколько это объективно возможно) для отвращения или преодоления опасной для жизни или здоровья ситуации, в которой оказалось другое лицо: лично устранить факторы риска и сделать все возможное для минимизации последствий. Относительная обязанность оказать помощь сводится как минимум к необходимости уведомления компетентных служб или правоохранительных органов о существующей опасности. При этом действий сугубо информационного характера будет достаточно с юридических позиций, независимо от возможности лица оказать более эффективную немедленную помощь лично.
Nora Zamichow, The fractured life of Jeremy Strohmeyer, L.A. Times, July 19, 1998, At Al.
Ken Levy. Killing, letting die and the case for mildly punishing bad Samaritanism. 44 Ga. L. Rev. 607. P. 5.
Michael S. Moore, Act And Crime: The Philosophy of action and its implications for Criminal Law 18 (1993) 17.
Michael S. Moore. Там же. С. 28.
В своих доводах М. Мур старается устранить причинную связь, точнее, ее предпосылки. В самом деле, отсутствие действий как таковых не изменяет ровным счетом ничего в цепи причинности, т.е. развитие событий продолжает происходить по определенному сценарию, к которому посторонний наблюдатель как бы абсолютно непричастен. Хотя Мур признает существование преступлений, которые совершаются воздержанием от совершения определенных действий, например уклонение от уплаты налогов. Другими словами, так или иначе, но ему приходится признавать активный характер бездействия в уголовно-правовом смысле. В свете изложенного концепция бездействия М. Мура не выдерживает критики. Если обратиться к сугубо моральным аспектам непредоставления помощи, то приходится снова не согласиться с утверждением автора об отсутствии потенциальной опасности пассивного поведения. В случае наступления тяжелых последствий в результате безучастия к опасному для жизни и здоровья положению причинная связь между бездействием и наступившим вредом прослеживается весьма четко. Мы можем рассматривать факторы, которые создали опасность, как предпосылки первоначальной причинной связи. При этом нет разницы, были ли эти факторы связаны с противоправными действиями либо же возникли в результате стечения определенных обстоятельств. Бездействие лица, имевшего возможность предоставить помощь, является предпосылкой производной причинной связи в контексте наступивших тяжких последствий. Такие обстоятельства как бы прерывают первоначальную причинную связь и уже самостоятельно обусловливают наступление последствий. Впрочем, такое утверждение также небезупречно, оно фактически устраняет первопричину опасной ситуации из цепи причинности. В любом случае первоначальная и производная связи при бездействии примерно в равной степени обусловливают наступление негативного результата. Данные причинные связи существуют параллельно и одновременно ведут к идентичному результату.
В целом же позиция М. Мура является слабой; право, в частности уголовное, всегда облекает лицо обязанностями и требует выполнения определенных действий. Обязанность уплаты налогов самим же Муром признается как требование действовать, при этом не рассматривается как существенное ограничение свободы выбора поведения. На наш же взгляд, требование закона предоставить требующуюся помощь сужает свободу выбора поведения не более необходимости уплаты налогов.
Впрочем, М. Мур далеко не единственный, кто пытается обосновать подобный эгоистичный подход в науке. Аналогичных позиций придерживаются Дж. Флетчер, В. Ла-Фейв, Х. Харт и многие другие исследователи. Более того, именно этот подход к решению вопроса об ответственности за непредоставление помощи является доминирующим в системах законодательства США, что целиком подтверждается незначительным количеством юрисдикции, где подобное пассивное поведение криминализировано.
Jim Dwyer. After a death seen on tape change is promised. N.Y. Times, July 12, 2008, At B1;
Вторым основополагающим составным элементом в структуре состава преступления в американской традиции уголовного права является mens rea. Историческое развитие концепций mens rea и actus reus происходило последовательно, однако его продолжительность определяется разными временными промежутками. Если actus reus имеет чуть более чем двухвековую историю, то история mens rea ведет свое начало из средневековья.
R.M. Perkins & R.N. Boyce, Criminal Law 828-34 (3d. Ed. 1982).
Можно полагать, что в XX в. американская теория mens rea находилась в постоянной стагнации. Более того, не таким уж преувеличением было бы предположить ее отсутствие как таковой; теорией считается обоснованная система взглядов, в данном же конкретном случае о какой-либо системности говорить неуместно. Однако наперекор всей своей теоретической нелогичности теория mens rea все же существует, хотя и является чрезмерно «размытой» в пределах американской правовой доктрины. Впрочем, для этого находились объективные причины. Нельзя списывать со счетов многовековое наследие научной мысли и судебной практики, которым всегда не хватало упорядоченности и системности, однако в количестве составных элементов никогда не было недостатка.
На современном этапе развития юридической мысли концепты mens rea понимаются минимум в двух своих проявлениях: в узком и широком смысле. Так, широкое понимание является синонимичным теории mens rea и связывается с доктринальными источниками, системой видов психоволевого отношения к преступному поведению, условиями, при которых ответственность исключается (excuses and defenses). Узкое же понимание mens rea всегда сводится к характеристике конкретного психоволевого отношения лица к совершаемым преступным действиям.
Современная американская уголовно-правовая наука отказалась от видения в mens rea аморальности поведения, однако такое утверждение было бы весьма неосновательным относительно уголовного законодательства штатов. Легислатуры последних действуют довольно консервативно в плане изменения существующей системы либо же вообще предпочитают оставлять данную сферу достояниям общего права.
P. Robinson. Mens Rea. P. 995.
American Law Institute, Model Penal Code and Official Commentaries. Philadelphia, 1985.
Общеизвестен факт, что уголовно-правовая доктрина постсоветских стран выделяет понятие «содержание вины», по сути являющееся синонимом с предметом нашего внимания. К содержанию вины относят совокупность интеллектуальных и волевых признаков либо элементов. Определенная совокупность этих элементов и обусловливает наличие той или другой формы.
Как уже было отмечено, формы вины, или же уровни виновности (цитируя по П. Робинсону), обоснованные авторами Модельного уголовного кодекса, в полной мере совпадают по смыслу и содержанию со своими прямыми аналогами в уголовно-правовой доктрине большей части постсоветских государств. Целенаправленность отвечает прямому умыслу: лицо понимает характер своих действий и желает наступления определенного результата (т.е. достижения определенной цели). В случае с осведомленностью аналогом выступает косвенный умысел, так как лицо знает о возможных последствиях своего поведения, однако их сознательно игнорирует. Что же касается самоуверенности и небрежности, то эти формы вины совпадают со своими аналогами даже терминологически.
P. Robinson, Mens Rea. С. 995.
Фактически формы вины Модельного уголовного кодекса не имеют ничего общего с теорией mens rea. Неоспоримым является то, что авторы Кодекса использовали иностранный опыт при разработке своей концепции, в частности, наиболее плодотворно был заимствован законодательный опыт государств романо-германского права. Кроме того, в тексте Кодекса само понятие mens rea не фигурирует, оно заменено более конкретным термином «виновность». По задумке авторов, виновность занимала место mens rea в казуальном понимании, однако никто не оспаривал значение mens rea на доктринальном уровне.
P.W. Low & J.L. Hoffmann, Federal Criminal Law 6-8 (1997).
H. Wechsler, The challenge of a Model Penal Code, 65 Harv. L. Rev. 1097 (1952).
Robinson P.H., Grail J.A. Op. cit. P. 687; Есаков Г.А. Указ. соч. С. 254.
По своему существу «элементный анализ» являлся непосредственным аналогом формально-юридического анализа состава преступления в процессе его квалификации. Однако такой анализ ограничивается лишь совокупностью психоволевых элементов, actus reus при этом лишь презюмировался. Не следует обходить вниманием и то, что англо-американское уголовное право основывается на двухэлементной системе состава преступления, из сферы внимания которой выпадает немалое количество признаков, имеющих принципиальное значение для полноценной квалификации преступного поведения. В этом вопросе авторы текста Модельного уголовного кодекса проявили себя консерваторами, не отважились на радикальные изменения самой теории corpus delicti.
P. Robinson, M. Dubber. An Introduction to the Model Penal Code. P. 5.
См. работы П. Робинсона: In a defense of Model Penal Code: A reply to professor Fletcher // Buffalo Criminal Law Review. Vol. 2. 1998; P. Robinson, M. Cahill. Can a Model Penal Code Second save the States from themselves? // 25 Brooklyn Law School Legal Studies Research Papers Series.
P.W. Low & J.L. Hoffmann. Federal Criminal Law 6-8 (1997).
По нашему мнению, двухэлементной структуре состава преступления в англо-американском праве чрезвычайно недостает определенных признаков, без которых данное универсальное основание уголовной ответственности имеет незаконченный вид. Проведя несложное сравнение с «традиционным» для континентального права четырехэлементным составом преступления, можно прийти к таким выводам:
а) объект преступления. Следует признать, что выделение объекта преступления является целесообразным лишь в пределах кодифицированных по пандектной схеме систем уголовного законодательства. Объект фактически является техническим элементом состава преступления, хотя во многих случаях его значение для правильной квалификации действий нельзя недооценивать. Американское уголовное законодательство отличается хаотичностью, но вместе с тем в нем нет существенной проблемы конкуренции общих и специальных норм, что объясняется отнесением направленности посягательства к сфере actus reus, а также минимизацией повторной криминализации аналогичного поведения в других составах преступлений.
Значение предмета преступления в американском праве также нельзя считать существенным. Уголовное законодательство штатов в значительно меньшей степени дифференцирует ответственность лиц в зависимости, например, от размера материального вреда, причиненного совершением преступления. Существенно большее значение отводится способу и обстоятельствам совершения преступления, а также другим объективным элементам;
б) объективная сторона, или actus reus. В целом общепринятое понятие и структура объективной стороны состава преступления максимально близко соотносятся с концепцией actus reus. Однако последняя акцентирует внимание именно на действии, оставляя где-то в стороне причинную связь и объективные признаки уголовно-противоправного акта, которые существуют сами по себе, фактически вне структуры. В результате actus reus теоретически не учитывает чрезвычайно важные признаки, хотя на практике им и уделяется необходимое внимание;
в) субъект преступления. Этот важный элемент состава преступления полностью игнорируется в американской уголовно-правовой доктрине. Во-первых, американское право исторически допускало привлечение к ответственности животных, такие случаи имели место даже в прошлом столетии. Во-вторых, в качестве надлежащих субъектов признаются юридические лица. И наконец, возраст уголовной ответственности чрезмерно различается в разных юрисдикциях США. Невменяемость лица также не является основанием, которое исключает наличие состава преступления как такового. В результате признаки субъекта преступления в полной мере игнорируются, что не может не вызвать определенного беспокойства;
г) есть основания полагать, что субъективная сторона, или mens rea, была «избалована вниманием» в американской научной литературе. Вместе с тем плюрализм форм вины усложняет применение закона, а новаторские положения Модельного уголовного кодекса не были реализованы согласно замыслам его авторов. В результате уголовно-правовая доктрина США получила то, что сами же американские авторы не стесняются именовать «непроходимым болотом mens rea».