Акт II, Гамлет, принц датский (Уильям Шекспир)
Акт II, трагедия «Гамлет, принц датский» (1601 г.) английского драматурга Уильяма Шекспира (1868 – 1936), в переводе (1933 г.) Михаила Лозинского.
Оглавление
Сцена 1
Комната в доме Полония.
Входят Полоний и Рейнальдо.
Вот деньги и письмо к нему, Рейнальдо.
Ты поступишь мудро,
Рейнальдо, ежели до встречи с ним
Поразузнаешь, как себя ведет он.
Я так и думал сделать, господин мой.
Хвалю, хвалю. Так вот сперва узнай,
Какие там есть датчане в Париже,
И как, и кто; на что живут и где;
С кем водятся, что тратят; обнаружив
При помощи таких обиняков,
Что сын мой им известен, вникни ближе,
Но так, чтоб это не было расспросом;
Прикинься, будто с ним знаком немного,
Скажи: «Я знал его отца, друзей,
Отчасти и его». Следишь, Рейнальдо?
Да, как же, господин мой.
«Отчасти и его; а впрочем, мало;
Но слыхивал, что он большой буян»,
И то и се; тут на него взведи
Все что угодно; впрочем, не настолько,
Чтоб обесчестить; это – берегись;
Нет, так, блажные, буйные проказы,
С которыми, мол, юность и свобода
Да, или пьянство, ругань, поединки,
Распутство: можешь и на то пойти.
Но это обесчестит, господин мой.
Да нет же; ты и сам смягчишь все это,
Ты про него не должен говорить,
Что он живет в безудержном разврате;
Совсем не то; представь его грехи
Так, чтоб они казались вольнолюбством,
Порывами горячего ума,
Дикарствами неукрощенной крови,
Чему подвластны все.
Зачем так действовать?
А умысел мой вот в чем –
И думаю, что это способ верный:
Когда его ты очернишь слегка,
Так, словно вещь затаскана немного,
Твой собеседник, если замечал,
Что юноша, которого ты назвал,
Повинен в вышесказанных проступках,
Наверное, тебе ответит так:
«Милейший», или «друг мой», или «сударь»,
Смотря как принято у них в стране
Так точно, господин мой.
И тотчас будет он… он будет…
Что это я хотел сказать? Ей-богу, ведь я что-то хотел сказать: на чем я остановился?
На «ответит так», на «друг мой» и «сударь».
Вот-вот, «ответит так»; да, он ответит
Так: «С этим господином я знаком;
Видал его вчера, или намедни,
Или тогда-то с тем-то или с тем-то,
И он как раз играл, или подвыпил,
Повздорил за лаптой»; а то и так:
«Я видел, он входил в веселый дом»,
Сиречь в бордель, иль что-нибудь такое.
Приманка лжи поймала карпа правды;
Так мы, кто умудрен и дальновиден,
Путем крюков и косвенных приемов,
Обходами находим нужный ход;
И ты, руководясь моим советом,
Мне испытаешь сына. Понял? Нет?
С богом. Будь здоров.
Мой добрый господин!
Его привычки сам понаблюдай.
И пусть дудит вовсю.
Рейнальдо уходит. Входит Офелия.
О господин мой, как я испугалась!
Когда я шила, сидя у себя,
Принц Гамлет – в незастегнутом камзоле,
Без шляпы, в неподвязанных чулках,
Испачканных, спадающих до пяток,
Стуча коленями, бледней сорочки
И с видом до того плачевным, словно
Он был из ада выпущен на волю
Вещать об ужасах – вошел ко мне.
Безумен от любви к тебе?
Но я боюсь, что так.
Он взял меня за кисть и крепко сжал;
Потом, отпрянув на длину руки,
Другую руку так подняв к бровям,
Стал пристально смотреть в лицо мне, словно
Его рисуя. Долго так стоял он;
И наконец, слегка тряхнув мне руку
И трижды головой кивнув вот так,
Он издал вздох столь скорбный и глубокий,
Как если бы вся грудь его разбилась
И гасла жизнь; он отпустил меня;
И, глядя на меня через плечо,
Казалось, путь свой находил без глаз,
Затем что вышел в дверь без их подмоги,
Стремя их свет все время на меня.
Идем со мной; отыщем короля.
Здесь точно исступление любви,
Которая себя ж убийством губит
И клонит волю к пагубным поступкам,
Как и любая страсть под небесами,
Бушующая в естестве. Мне жаль.
Что, ты была с ним эти дни сурова?
Нет, господин мой, но, как вы велели,
Я отклоняла и записки принца
Жаль, что за ним я не следил усердней.
Я думал, он играет, он тебя
Замыслил погубить; все недоверье!
Ей-богу, наши годы так же склонны
Чресчур далеко заходить в расчетах,
Как молодости свойственно грешить
Поспешностью. Идем же к королю;
Он должен знать; опасней и вредней
Укрыть любовь, чем объявить о ней.
Сцена 2
Трубы. Входят король, королева, Розенкранц, Гильденстерн и слуги.
Привет вам, Розенкранц и Гильденстерн!
Не только тем, что вас мы рады видеть,
Но и нуждою в вас был причинен
Столь спешный вызов. Вам уже известно
Преображенье Гамлета: в нем точно
И внутренний и внешний человек
Не сходен с прежним. Что еще могло бы,
От разуменья самого себя,
Не ведаю. Я вас прошу обоих,
Затем что с юных лет вы с ним росли
И близки с ним по юности и нраву,
Остаться при дворе у нас в гостях
На некоторый срок; своим общеньем
Вовлечь его в забавы и разведать,
Насколько вам позволит случай, нет ли
Чего сокрытого, чем он подавлен
И что, узнав, мы властны исцелить.
Он часто вспоминал вас, господа,
И, верно, нет на свете двух людей,
Ему любезней. Если вы готовы
Быть столь добры и благосклонны к нам,
Чтоб поступиться временем своим,
Придя на помощь нашим упованьям,
Услуга ваша будет не забыта
Величества своей державной властью
Могли б облечь не в просьбу вашу волю,
Мы здесь готовы в самой полной мере
Сложить наш вольный долг у ваших ног
И ждать распоряжений.
Спасибо, Розенкранц и Гильденстерн.
Спасибо, Гильденстерн и Розенкранц;
Пройдите же скорее к моему
Не в меру изменившемуся сыну. –
Пусть к принцу проведут его гостей!
Да обратит всевышний нашу близость
Ему в добро и помощь!
Розенкранц, Гильденстерн и несколько слуг уходят. Входит Полоний.
Мой государь, посольство из Норвегии
Ты был всегда отцом благих известий.
Да, государь мой? Смею вас уверить,
Свой долг и душу я блюду пред богом
И пред моим высоким королем;
И вот мне кажется – иль это мозг мой
Утратил свой когда-то верный нюх
В делах правленья, – будто я нашел
Источник умоисступленья принца.
О, так скажи: я жажду это слышать.
Сперва послов примите; мой рассказ
Останется как плод к концу трапезы.
Сам окажи им почесть и введи их.
Он говорит, Гертруда, что нашел
Причину всех несчастий с вашим сыном.
Мне кажется, основа здесь все та же –
Смерть короля и наш поспешный брак.
Полоний возвращается с Вольтимандом и Корнелием.
Что ж, Вольтиманд, нам шлет наш брат Норвежец? [ 1 ]
Ответные привет и пожеланья.
Он с первых слов послал пресечь наборы
Племянника, которые считал
Приготовлениями против Польши,
Но убедился, что они грозят
Впрямь вашему величеству; печалясь,
Что хворь его, и возраст, и бессилье
Обойдены так лживо, он послал
За Фортинбрасом; тот повиновался,
Упрек Норвежца выслушал и тут же
Дал дяде клятву никогда на ваше
Величество не подымать оружья.
На радостях старик ему назначил
Три тысячи червонцев ежегодно
И разрешил употребить солдат,
Уже им снаряженных, против Польши,
С ходатайством, изображенным здесь,
Чтоб вы дозволили для этой цели
Проход чрез ваши земли на условьях
Охраны безопасности и права,
Как здесь изложено.
И в более досужий час прочтем,
Ответим и обсудим это дело.
Пока спасибо за успешный труд;
Передохните; ночью попируем;
Вольтиманд и Корнелий уходят.
Светлейшие монархи, излагать,
Что есть величество и что есть долг,
Зачем день – день, ночь – ночь и время – время,
То было б расточать ночь, день и время.
И так как краткость есть душа ума,
А многословье – бренные прикрасы,
Я буду краток. Принц, ваш сын, безумен:
Безумен, ибо в чем и есть безумье,
Как именно не в том, чтоб быть безумным?
Поменьше бы искусства.
О, тут искусства нет. Что он безумен,
То правда; правда то, что это жаль,
И жаль, что это правда; вышло глупо;
Но все равно, я буду безыскусен.
Итак, ваш сын безумен; нам осталось
Найти причину этого эффекта,
Или, верней, дефекта, потому что
Дефектный сей эффект небеспричинен.
Вот что осталось, и таков остаток.
Извольте видеть. У меня есть дочь –
Есть, потому что эта дочь моя, –
Которая, послушливая долгу,
Дала мне вот что: взвесьте и судите. (Читает.) «Небесной, идолу моей души, преукрашенной Офелии…» – Это плохое выражение, пошлое выражение; «преукрашенной» – пошлое выражение; но вы послушайте. Вот. (Читает.) «На ее прелестную грудь, эти…». И так далее.
Ей это пишет Гамлет?
Сударыня, сейчас; я все скажу.
«Не верь, что солнце ясно,
Что звезды – рой огней,
Что правда лгать не властна,
Но верь любви моей.
О дорогая Офелия, не даются мне эти размеры. Я не умею высчитывать мои вздохи; но что я люблю тебя вполне, о вполне, чудесная, этому верь. Прощай! Твой навсегда, дражайшая дева, пока этот механизм ему принадлежит, Гамлет».
Дочь, повинуясь, это мне вручила;
И все его искательства притом,
Когда, и где, и как оно случилось,
Прямой и благородный человек.
Рад доказать. Но что бы вы сказали,
Когда б я видел эту страсть в полете, –
А я, признаться, понял все и раньше,
Чем дочь мне сообщила, – что бы ваши
Величества сказали, если б я
Изображал пюпитр или таблички,
Иль сердцу молчаливо подмигнул,
Иль праздно эту созерцал любовь?
Что б вы сказали? Нет, я взялся круто
И так моей девице заявил:
«Принц Гамлет – принц, он вне твоей звезды; [ 2 ]
Пусть этого не будет»; и велел ей
Замкнуться от дальнейших посещений,
Не принимать послов, не брать подарков.
Дочь собрала плоды моих советов;
А он, отвергнутый, – сказать короче –
Впал в скорбь и грусть, потом в недоеданье,
Потом в бессонницу, потом в бессилье,
Потом в рассеянность и, шаг за шагом, –
В безумие, в котором ныне бредит,
Бывало ли когда-нибудь, скажите,
Чтоб я удостоверил: «Это так!» –
(указывая на свою голову и плечо)
Неправ. Будь только случай, я найду,
Где скрыта истина, хотя б она
Как нам доискаться?
Вы знаете, он иногда часами
Гуляет здесь по галерее.
В такой вот час к нему я вышлю дочь;
Мы с вами станем за ковром; посмотрим
Их встречу; если он ее не любит
И не от этого сошел с ума,
То место мне не при делах правленья,
Вот он идет печально с книгой, бедный.
Я вас прошу, вы оба удалитесь;
Король, королева и слуги уходят. Входит Гамлет, читая.
Как поживает добрый принц мой Гамлет?
Хорошо, спаси вас бог.
Вы узнаете меня, принц?
Конечно; вы – торговец рыбой. [ 5 ]
Тогда мне хотелось бы, чтобы вы были таким же честным человеком.
Да, сударь, быть честным при том, каков этот мир, – это значит быть человеком, выуженным из десятка тысяч.
Это совершенно верно, принц.
Ибо если солнце плодит червей в дохлом псе, – божество, лобзающее падаль… [ 6 ] Есть у вас дочь?
Не давайте ей гулять на солнце: всякий плод – благословение; но не такой, какой может быть у вашей дочери. Друг, берегитесь.
Что вы об этом скажете? Все время наигрывает на моей дочери; а вначале он меня не узнал; сказал, что я торговец рыбой: он далеко зашел; и, действительно, в молодости я много терпел крайностей от любви; почти что вот так же. Заговорю с ним опять. – Что вы читаете, принц?
И что говорится, принц?
Я хочу сказать: что говорится в том, что вы читаете?
Клевета, сударь мой; потому что этот сатирический плут говорит здесь, что у старых людей седые бороды, что лица их сморщенны, глаза источают густую камедь и сливовую смолу и что у них полнейшее отсутствие ума и крайне слабые поджилки; всему этому, сударь мой, я хоть и верю весьма могуче и властно, однако же считаю непристойностью взять это и написать; потому что и сами вы, сударь мой, были бы так же стары, как я, если бы могли, подобно раку, идти задом наперед.
Хоть это и безумие, но в нем есть последовательность. – Не хотите ли уйти из этого воздуха, принц?
Действительно, это значило бы уйти из этого воздуха. (В сторону.) Как содержательны иной раз его ответы! Удача, нередко выпадающая на долю безумия и которою разум и здравия не могли бы разрешиться так счастливо. Я его покину и тотчас же постараюсь устроить ему встречу с моей дочерью. – Высокочтимый принц, я вас смиреннейше покину.
Нет ничего, сударь мой, с чем бы я охотнее расстался; разве что с моею жизнью, разве что с моею жизнью, разве что с моею жизнью.
Желаю здравствовать, принц.
Эти несносные старые дураки!
Входят Розенкранц и Гильденстерн.
Вам надо принца Гамлета? Он здесь.
Благослови вас бог.
Мой досточтимый принц!
Мой драгоценный принц!
Милейшие друзья мои! Как поживаешь, Гильденстерн? – А, Розенкранц? Ребята, как вы живете оба?
Как безразличные сыны земли.
Уж тем блаженно, что не сверхблаженно;
На колпачке Фортуны мы не шишка.
Но и не подошвы ее башмаков?
Ни то, ни другое, принц.
Так вы живете около ее пояса или в средоточии ее милостей?
Право же, мы занимаем у нее скромное место.
В укромных частях Фортуны? О, конечно; это особа непотребная. Какие новости?
Да никаких, принц, кроме разве того, что мир стал честен.
Так, значит, близок судный день; но только ваша новость неверна. Позвольте вас расспросить обстоятельнее: чем это, дорогие мои друзья, вы провинились перед Фортуной, что она шлет вас сюда, в тюрьму?
Тогда весь мир – тюрьма.
И превосходная: со множеством затворов, темниц и подземелий, причем Дания – одна из худших.
Мы этого не думаем, принц.
Ну, так для вас это не так; ибо нет ничего ни хорошего, ни плохого; это размышление делает все таковым; для меня она – тюрьма.
Ну, так это ваше честолюбие делает ее тюрьмою: она слишком тесна для вашего духа.
О боже, я бы мог замкнуться в ореховой скорлупе и считать себя царем бесконечного пространства, если бы мне не снились дурные сны.
А эти сны и суть честолюбие; ибо самая сущность честолюбца всего лишь тень сна.
И самый сон всего лишь тень.
Верно, и я считаю честолюбие по-своему таким воздушным и легким, что оно не более нежели тень тени.
Тогда наши нищие суть тела, а наши монархи и напыщенные герои суть тени нищих. Не пойти ли нам ко двору? Потому что, честное слово, я не в силах рассуждать.
Розенкранц и Гильденстерн
Мы в вашем распоряжении.
Не надо этого. Я не хочу приравнивать вас к остальным моим слугам; потому что – сказать вам, как честный человек, – служат мне отвратительно. Но если идти стезею дружбы, что вы делаете в Эльсиноре?
Мы хотели навестить вас, принц; ничего другого.
Такой нищий, как я, беден даже благодарностью; но я вас благодарю; хотя, по правде, дорогие друзья, моя благодарность не стоит и полгроша. За вами не посылали? Это ваше собственное желание? Это добровольное посещение? Ну, будьте же со мною честны; да ну же, говорите.
Что мы должны сказать, принц?
Да что угодно, но только об этом. За вами посылали; в ваших взорах есть нечто вроде признания, и ваша совесть недостаточно искусна, чтобы это скрасить. Я знаю, добрые король и королева за вами посылали.
С какой целью, принц?
Это уж вы должны мне объяснить. Но только я вас заклинаю – во имя прав нашего товарищества, во имя согласия нашей юности, во имя долга нашей нерушимой любви, во имя всего еще более дорогого, к чему лучший оратор мог бы воззвать пред вами, будьте со мной откровенны и прямы: посылали за вами или нет?
Так, теперь я вижу. – Если вы меня любите, не таитесь.
Принц, за нами посылали.
Я вам скажу, для чего; таким образом моя предупредительность устранит ваше признание и ваша тайна перед королем и королевой не обронит ни единого перышка. Последнее время – а почему, я и сам не знаю – я утратил всю свою веселость, забросил все привычные занятия; и, действительно, на душе у меня так тяжело, что эта прекрасная храмина, земля, кажется мне пустынным мысом; этот несравненнейший полог, воздух, видите ли, эта великолепно раскинутая твердь, эта величественная кровля, выложенная золотым огнем, – все это кажется мне не чем иным, как мутным и чумным скоплением паров. Что за мастерское создание – человек! Как благороден разумом! Как беспределен в своих способностях, обличьях и движениях! Как точен и чудесен в действии! Как он похож на ангела глубоким постижением! Как он похож на некоего бога! Краса вселенной! Венец всего живущего! А что для меня эта квинтэссенция праха? Из людей меня не радует ни один; нет, также и ни одра, хотя вашей улыбкой вы как будто хотите сказать другое.
Принц, такого предмета не было в моих мыслях.
Так почему же вы смеялись, когда я сказал, что «из людей меня не радует ни один»?
Оттого, что я подумал, принц, что если люди вас не радуют, то какой постный прием найдут у вас актеры; мы настигли их в пути; и они едут сюда предложить вам свои услуги.
Те самые, которые вам так нравились, – столичные трагики.
Как это случилось, что они странствуют? Оседлость была для них лучше и в смысле славы и в смысле доходов.
Мне кажется, что их затруднения происходят от последних новшеств.
Таким же ли они пользуются почетом, как в те времена, когда я был в городе? Так же ли их посещают?
Нет, по правде, этого уже не бывает.
Почему же? Или они начали ржаветь?
Как, это дети? Кто их содержит? Что им платят? Или они будут заниматься своим ремеслом только до тех пор, пока могут петь? Не скажут ли они впоследствии, если вырастут в простых актеров, – а это весьма возможно, если у них не найдется ничего лучшего, – что их писатели им повредили, заставляя их глумиться над собственным наследием?
Признаться, немало было шуму с обеих сторон, и народ не считает грехом подстрекать их к препирательствам; одно время за пьесу ничего не давали, если в этой распре сочинитель и актер не доходили до кулаков. [ 8 ]
О, много было раскидано мозгов.
И власть забрали дети?
Да, принц, забрали; Геркулеса вместе с его ношей. [ 9 ]
Это не так уж странное вот мой дядя – король Датский, и те, кто строил ему рожи, пока жив был мой отец, платят по двадцать, сорок, пятьдесят и по сто дукатов за его портрет в миниатюре. Черт возьми, в этом есть нечто сверхъестественное, если бы только философия могла доискаться.
Господа, я рад вам в Эльсиноре. Ваши руки. Спутниками радушия служат вежество и обходительность; позвольте мне приветствовать вас этим способом, а не то мое обращение с актерами, я вам говорю, должно быть наружно прекрасным, покажется более гостеприимным, чем по отношению к вам. Я рад вам; но мой дядя-отец и моя тетка-мать ошибаются.
В чем, дорогой мой принц?
Я безумен только при норд-норд-весте; когда ветер с юга, я отличаю сокола от цапли.
Всяких вам благ, господа!
Послушайте, Гильденстерн, – и вы также, – на каждое ухо по слушателю: этот большой младенец, которого вы видите, еще не вышел из пеленок.
Быть может, он вторично в них попал ведь говорят, старый человек – вдвойне ребенок.
Я вам пророчу, что он явился сообщить мне об актерах; вот увидите. – Вы правы, сударь; в понедельник утром; так это и было, совершенно верно
Государь мой, у меня для вас новости.
Государь мой, у меня для вас новости. Когда Росций был актером в Риме…
Принц, актеры приехали сюда.
«И каждый ехал на осле…». [ 10 ]
Лучшие актеры в мире для представлений трагических, комических, исторических, пасторальных, пасторально-комических, историко-пасторальных, трагико-исторических, трагико-комико-историко-пасторальных, для неопределенных сцен и неограниченных поэм; у них и Сенека, не слишком тяжел и Плавт не слишком легок. Для писаных ролей и для свободных – это единственные люди.
Какое у него было сокровище, принц?
Что он любил нежней всего».
Разве я неправ, старый Иеффай?
Если вы меня зовете Иеффаем, принц, то у меня есть дочь, которую я люблю нежней всего.
Нет, следует не это.
А что же следует, принц?
«Но выпал жребий, видит бог», и дальше, сами знаете: «Случилось так, как и думал всяк». Первая строфа этой благочестивой песни скажет вам остальное; потому что, вот видите, идут мои отвлекатели. [ 12 ]
Входят четверо или пятеро актеров.
Добро пожаловать, господа; добро пожаловать всем – Я рад тебя видеть благополучным. – Добро пожаловать, дорогие друзья! – А, мой старый друг! Твое лицо обросло бахромой с тех пор, как я тебя в последний раз видел; или ты приехал в Данию, чтобы меня затмить? – Что я вижу, моя молодая госпожа! [ 13 ] Клянусь владычицей небесной, ваша милость ближе к небу, чем когда я видел ее в последний раз, на целый каблук. Молю бога, чтобы ваш голос не оказался надтреснутым, как вышедший из обращения золотой. – Господа, всем вам добро пожаловать. Мы, как французские сокольники, налетим на первое, что нам попадется; давайте сразу же монолог; ну-ка, покажите нам образец вашего искусства: ну-ка, страстный монолог.
Какой монолог, мой добрый принц?
Я слышал, как ты однажды читал монолог, но только он никогда не игрался; а если это и было, то не больше одного раза; потому что пьеса, я помню, не понравилась толпе; для большинства это была икра [ 14 ] ; но это была – как я ее воспринял и другие, чье суждение в подобных делах погромче моего, – отличная пьеса, хорошо распределенная по сценам, построенная столь же просто, сколь и умело. Я помню, кто-то сказал, что стихи не приправлены для того, чтобы сделать содержание вкусным, а речи не содержат ничего такого, что обличало бы автора в вычурности, и называл это добропорядочным приемом, здоровым и приятным, и гораздо более красивым, нежели нарядным. Один монолог я в ней особенно любил; это был рассказ Энея Дидоне; и главным образом то место, где он говорит об убиении Приама. Если он жив в вашей памяти, начните с этой строки; позвольте, позвольте: «Косматый Пирр [ 15 ] с гирканским зверем [ 16 ] схожий…». Не так; начинается с Пирра:
Как мысль его, и ночи той подобно,
Когда в зловещем он лежал коне, –
Свой мрачный облик ныне изукрасил
Еще страшней финифтью ныне он –
Сплошная червлень [ 17 ] весь расцвечен кровью
Мужей и жен, сынов и дочерей,
Запекшейся от раскаленных улиц,
Что льют проклятый и жестокий свет
Цареубийству; жгуч огнем и злобой,
Обросший липким багрецом, с глазами,
Как два карбункула, Пирр ищет старца
Приама». Так, продолжайте вы.
Ей-богу, принц, хорошо прочитано, с должной выразительностью и с должным чувством.
«Вот его находит он
Вотще разящим греков; ветхий меч,
Руке строптивый, лег, где опустился,
Не внемля воле; Пирр в неравный бой
Спешит к Приаму; буйно замахнулся;
Уже от свиста дикого меча
Царь падает. Бездушный Илион,
Как будто чуя этот взмах, склоняет
Горящее чело и жутким треском
Пленяет Пирров слух; и меч его,
Вознесшийся над млечною главою
Маститого Приама, точно замер.
Так Пирр стоял, как изверг на картине,
И, словно чуждый воле и свершенью,
Но как мы часто видим пред грозой –
Молчанье в небе, тучи недвижимы,
Безгласны ветры, и земля внизу
Разодран воздух; так, помедлив, Пирра
Проснувшаяся месть влечет к делам;
И никогда не падали, куя,
На броню Марса молоты Циклопов
Так яростно, как Пирров меч кровавый
Прочь, прочь, развратница Фортуна! Боги,
Вы все, весь сонм, ее лишите власти;
Сломайте колесо ей, спицы, обод –
И ступицу с небесного холма
Это слишком длинно.
Это пойдет к цирюльнику, вместе с вашей бородой. – Прошу тебя, продолжай; ему надо плясовую песенку или непристойный рассказ, иначе он спит; продолжай; перейди к Гекубе.
«Но кто бы видел жалкую царицу…»
Это хорошо, «жалкую царицу» – это хорошо.
«…Бегущую босой в слепых слезах,
Грозящих пламени; лоскут накинут
На венценосное чело, одеждой
Вкруг родами иссушенного лона –
Захваченная в страхе простыня;
Кто б это видел, тот на власть Фортуны
Устами змея молвил бы хулу;
И если бы ее видали боги,
Когда пред нею, злобным делом тешась,
Пирр тело мужнее кромсал мечом,
Мгновенный вопль исторгшийся у ней, –
Коль смертное их трогает хоть мало, –
Огни очей небесных увлажнил бы
Смотрите, ведь он изменился в лице, и у него слезы на глазах. – Пожалуйста, довольно.
Хорошо, ты мне доскажешь остальное потом. – Милостивый мой государь, не позаботитесь ли вы о том, чтобы актеров хорошо устроили? Слышите, пусть их примут хорошо, потому что они – обзор и краткие летописи века; лучше вам после смерти получить плохую эпитафию, чем дурной отзыв от них, пока вы живы.
Принц, я их приму сообразно их заслугам.
Черта с два, милейший, много лучше! Если принимать каждого по заслугам, то кто избежит кнута? Примите их согласно с собственною честью и достоинством; чем меньше они заслуживают, тем больше славы вашей доброте. Проводите их.
Ступайте за ним, друзья; завтра мы дадим представление.
Полоний и все актеры, кроме первого, уходят.
Послушайте, старый друг; можете вы сыграть «Убийство Гонзаго»?
Мы это представим завтра вечером. Вы могли бы, если потребуется, выучить монолог в каких-нибудь двенадцать или шестнадцать строк, которые я бы сочинил и вставил туда? Могли бы вы?
Отлично. Ступайте за этим господином; и смотрите не смейтесь над ним.
Первый актер уходит.
Дорогие мои друзья, я прощусь с вами до вечера; рад вас видеть в Эльсиноре.
Итак, храни вас бог!
Розенкранц и Гильденстерн уходят.
О, что за дрянь я, что за жалкий раб!
Не стыдно ли, что этот вот актер
В воображенье, в вымышленной страсти
Так поднял дух свой до своей мечты,
Что от его работы стал весь бледен;
Увлажен взор, отчаянье в лице,
Надломлен голос, и весь облик вторит
Его мечте. И все из-за чего?
Из-за Гекубы! Что ему Гекуба,
Что он Гекубе, чтоб о ней рыдать?
Что совершил бы он, будь у него
Такой же повод и подсказ для страсти,
Как у меня? Залив слезами сцену,
Он общий слух рассек бы грозной речью,
В безумье вверг бы грешных, чистых – в ужас,
Незнающих – в смятенье и сразил бы
Бессилием и уши и глаза.
Тупой и вялодушный дурень, мямлю,
Как ротозей, своей же правде чуждый,
И ничего сказать не в силах; даже
За короля, чья жизнь и достоянье
Так гнусно сгублены. Или я трус?
Кто скажет мне: «подлец»? Пробьет башку?
Клок вырвав бороды, швырнет в лицо?
Потянет за нос? Ложь забьет мне в глотку
До самых легких? Кто желает первый?
Ей-богу, я бы снес; ведь у меня
И печень голубиная – нет желчи,
Чтоб огорчаться злом; не то давно
Скормил бы я всем коршунам небес
Труп негодяя; хищник и подлец!
Блудливый, вероломный, злой подлец!
Ну и осел же я! Как это славно,
Что я, сын умерщвленного отца,
Влекомый к мести небом и геенной,
И упражняюсь в ругани, как баба,
Фу, гадость! К делу, мозг! Гм, я слыхал,
Что иногда преступники в театре
Бывали под воздействием игры
Так глубоко потрясены, что тут же
Свои провозглашали злодеянья;
Убийство, хоть и немо, говорит
Чудесным языком. Велю актерам
Представить нечто, в чем бы дядя видел
Смерть Гамлета; вопьюсь в его глаза;
Проникну до живого; чуть он дрогнет,
Свой путь я знаю. Дух, представший мне,
Быть может, был и дьявол; дьявол властен
Облечься в милый образ; и возможно,
Что, так как я расслаблен и печален, –
А над такой душой он очень мощен, –
Меня он в гибель вводит. Мне нужна
Верней опора. Зрелище – петля,
Чтоб заарканить совесть короля.
Примечания
↑ 1) — норвежский король, так же как дальше Датчанин – датский король. Британец – английский и т. д.
↑ 2) — то есть он находится вне влияния той звезды, которая управляет твоей судьбой (он тебе не пара).
↑ 3) — Что Полоний подразумевает под «этим», поясняет предшествующая ремарка. Она, однако, не авторская, а позднейшего происхождения, и допустимо другое толкование: «Снимите золотую цепь с моей шеи, освободите от должности канцлера, если я…».
↑ 5) — Смысл этих слов допускает несколько толкований: 1) считалось, что дочери рыботорговцев особенно плодовиты; 2) слово «рыботорговец» означало также «развратник» (в обобщенном бранном смысле, ибо для обвинения Полония в распутстве и прямом смысле он повода не давал); 3) Гамлет догадывается, что Полоний хочет у него «выудить» его тайну; 4) «вы торгуете товаром, который на солнце портится» (и потому надо его скрывать); 5) «вы торгуете живым товаром, вы сводник». Возможно, впрочем, что Гамлет не имеет в виду ничего определенного, а просто хочет сказать Полонию нечто оскорбительное.
↑ 6) — Перевод основав чтении: god Kissing carrion. Существует, однако, другое чтение: good – Kissing carrion, которое пришлось бы перевести: «(в этой) сладкой для поцелуев падали», что сильнее передает горечь разочарования Гамлета в некогда столь милой ему Офелии.
↑ 7) — Детская труппа, составленная преимущественно из певчих королевской капеллы (см. вступит, статью в т. 1), пользовалась ко времени создания «Гамлета» настолько шумным успехом в Лондоне, что взрослым актерам, в том числе, по-видимому, и шекспировской труппе, приходилось в поисках зрителей совершать поездки в провинцию.
↑ 
— то есть если автор пьесы и актер не насыщали сценического диалога полемическими выпадами против соперников.
↑ 9) — На плакате перед входом в театр «Глобус» был изображен Геркулес, державший на плечах небесную сферу.
↑ 10) — по-видимому, стих из какой-то баллады.
↑ 11) — Существовала баллада «Иеффай, судия израильский», из которой Гамлет и приводит дальше четыре стиха.
↑ 12) — Слова эти содержат, быть может, двойной смысл: 1) «те, кто должен меня развлечь»; 2) «те, кто сейчас прерывают мою мысль».
↑ 13) — Во времена Шекспира женские роли исполнялись мужчинами, обычно молодыми, которые могли еще подрасти.
↑ 14) — Привозная русская икра была в то время изысканным лакомством, мало кому доступным.
↑ 15) — сын Ахилла, один из греческих вождей, проникших в Трою в деревянном коне. Косматый – с украшающим шлем конским хвостом.
↑ 16) — тигр. (Гиркания – область на севере древней Персии, изобиловавшая свирепыми тиграми.)
↑ 17) — термины, взятые из геральдики. Первое слово означает эмаль, употребляемую при изображении гербов, второе – алый фон герба.