Hand muss hand wahren в праве недвижимости
СЛОВАРЬ ЮРИСТА запись закреплена
ВИНДИКАЦИОНЫЙ ИСК, ВИНДИКАЦИЯ
(от лат. vim dicere — «объявляю о применении силы») — иск собственника об истребовании вещи из чужого незаконного владения. Иными словами, виндикационный иск — это иск невладеющего собственника к владеющему несобственнику о возврате имущества.
История становления виндикации.
Согласно римскому праву собственник мог отобрать вещь назад при помощи иска о собственности (vindicatio: «ubi rem meam invenio, ibi vindico» (лат. виндикация: «где мою вещь нахожу, там её виндицирую) даже у добросовестного приобретателя.
В противоположность этому, в германском обычном праве в обороте движимого имущества действовало правило «Hand muss Hand wahren» (с нем. — «Рука за руку отвечает»): только вещи, вышедшие из рук владельца против его воли (похищенные, потерянные), могли быть истребованы у всякого третьего лица, те же вещи, которые были им кому-нибудь добровольно вверены, в случае отчуждения их этим третьим лицом не могли быть истребованы у добросовестного приобретателя, а прежний собственник имел лишь право на иск об убытках к тому, кому он их вверил: «wo man seinen Glauben gelassen hat, da muss man ihn suchen» (с нем. — «У того, кому вверено, у того и надо искать»).
Римское виндикационное правило при оживлённой торговле было способно приводить к весьма серьёзным затруднениям, так как покупатель никогда не мог быть уверен в том, что не появится некоторое другое лицо, которое докажет своё право собственности на вещь и отберет её себе. Германское же правило «Hand muss Hand wahren» устраняло подобную неуверенность. Поэтому оно получило общее распространение сначала в специальном торговом праве различных государств, а затем и в общегражданском праве.
Правила истребования собственником своей вещи на основании виндикационного иска в гражданском праве ряда государств основаны на презумпции о том, что владелец недвижимого имущества является его собственником.
В связи с действием такого положения, обязанность доказательства неправомерности владения вещью ответчиком ложится на истца. Владелец-ответчик от доказательства основания приобретения им владения освобожден (но может и доказывать по собственной инициативе).
Виндикация и добросовестность ответчика.
По действующему российскому законодательству собственник вправе истребовать имущество у добросовестного приобретателя только в случае, когда имущество утеряно собственником или лицом, которому имущество было передано собственником во владение, либо похищено у того или другого, либо выбыло из их владения иным путём помимо их воли. Если имущество приобретено безвозмездно от лица, которое не имело права его отчуждать, собственник вправе истребовать имущество во всех случаях. Деньги, а также ценные бумаги на предъявителя не могут быть истребованы от добросовестного приобретателя.
При истребовании имущества из чужого незаконного владения собственник вправе также потребовать от лица, которое знало или должно было знать, что его владение незаконно (недобросовестный владелец), возврата или возмещения всех доходов, которые это лицо извлекло или должно было извлечь за все время владения; от добросовестного владельца возврата или возмещения всех доходов, которые он извлек или должен был извлечь со времени, когда он узнал или должен был узнать о неправомерности владения или получил повестку по иску собственника о возврате имущества.
Владелец, как добросовестный, так и недобросовестный, в свою очередь вправе требовать от собственника возмещения произведенных им необходимых затрат на имущество с того времени, с которого собственнику причитаются доходы от имущества.
Добросовестный владелец вправе оставить за собой произведенные им улучшения, если они могут быть отделены без повреждения имущества. Если такое отделение улучшений невозможно, добросовестный владелец имеет право требовать возмещения произведенных на улучшение затрат, но не свыше размера увеличения стоимости имущества.
Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права
В дальнейшем ходе исторического развития право на движимости и право на недвижимости между собой постепенно сближаются. С одной стороны, право на движимости начинает защищаться не на деликтном только основании, а на основании самой принадлежности вещи истцу; с другой стороны, право на недвижимости освобождается от своего первоначального публично-правового характера, причем собственность семейная превращается в собственность индивидуальную и постепенно приобретает полную свободу распоряжения. У одних народов этот процесс объединения права собственности совершается быстрее и полнее, у других, напротив, медленнее и с сохранением более или менее значительных следов прошлого.
И здесь опять-таки римское право является образцом быстроты и полноты. Уже очень рано исчезают в нем следы первоначального различия, и мы имеем дело с единым понятием права собственности, заключающей в себе всю полноту свободы распоряжения. Различие между движимостями и недвижимостями имеет в римском праве самое минимальное значение (разные сроки приобретательной давности и некоторые другие); как содержание права собственности, так и формы вещного оборота определяются в нем для обеих категорий вещей совершенно одинаково: огромное имение может перейти из рук в руки так же бесформально, как и самая незначительная безделушка.
Напротив, право новых народов еще на всем протяжении средних веков являет нам описанную двойственность в полной ее силе. Единой системы вещных прав не существует; Liegenschaft и Farniss[195] представляют две совершенно отличные категории объектов. Распоряжение движимостью свободно от каких бы то ни было ограничений, но зато защита ее весьма сужена. В обороте движимостей действует правило «Hand muss Hand wah ren»[196]: только вещи, вышедшие из рук владельца против его воли (похищенные, потерянные), могут быть отыскиваемы (виндицируемы) от всякого третьего лица, те же вещи, которые были им кому-нибудь добровольно вверены, в случае отчуждения их этим последним уходят от собственника окончательно; всякий добросовестный приобретатель их делается бесповоротным собственником, а прежний собственник имеет только иск об убытках к тому, кому он их вверил: «wo man seinen Glauben gelassen hat, da muss man ihn suchen»[197].
Прежде всего заговорили об этом потребности оборота. Если раньше развивающаяся экономическая жизнь стремилась к освобождению оборота от старых исторических стеснений и в этом смысле шла за римским правом по пути приближения недвижимостей к движимостям, то затем дальнейшее развитие того же оборота заставило в значительной мере повернуть назад и приняться за реставрацию его прежних форм.
Римское виндикационное правило при оживленной торговле способно приводить к весьма серьезным затруднениям. Если вообще при покупке движимых вещей нелегко проверить легитимацию продавца, то при покупке на рынках, ярмарках и т. д. такая проверка в особенности затруднительна. Последовательное проведение римского принципа создавало бы общую неуверенность оборота: покупщик никогда не мог быть уверен в том, что он стал собственником, что завтра не явится некоторое другое лицо, которое докажет свое право собственности на вещь и отберет ее себе. Германское начало «Hand muss Hand wahren», напротив, устраняло подобную неуверенность, давая добросовестному приобретателю право бесповоротной собственности. В то же время оно казалось ненарушающим справедливости и по отношению к прежнему собственнику: если вещь вышла из его рук по его воле, если она была им кому-либо вверена, то ему легко было найти это лицо, чтобы взыскать с него свои убытки. Лишь там, где такой добровольной передачи вещи со стороны собственника не было, где вещь была украдена или потеряна, последнее соображение не имело места, и потому справедливость требовала возвращения вещи ему.
Под влиянием этих мотивов замиравшее было начало «Hand muss Hand wahren» начинает укрепляться снова. Сначала оно получает общее распространение в специальном торговом праве, а затем и в праве общегражданском. При этом, однако, ему дается то более широкое, то более узкое применение. Так например, в то время, как одни законодательства допускают его действие даже по отношению к приобретателю безвозмездному (собственником делается даже тот, кому вещь была подарена), другие (именно австрийское) в этом последнем случае его исключают: безвозмездно полученная вещь должна быть даже добросовестным приобретателем возвращена. С другой стороны, виндикация обыкновенно вовсе исключается (даже если вещь была потеряна или похищена) по отношению к таким вещам, которые предназначены для особо упрощенного оборота, например, деньги, бумаги на предъявителя и т. д.
Наше русское право находится в этом вопросе пока в чрезвычайно неопределенном положении. Действующий гражданский закон содержит по этому поводу настолько неясные постановления, что толкование их приводит наших юристов к прямо противоположным выводам: в то время как одни из них (и таковых, по-видимому, большинство) считают нормой нашего закона римский виндикационный принцип «ubi rem mèam invenio, ibi vindico», другие, наоборот, находят в нем начало «Hand muss Hand wahren». Равным образом колеблется и сенатская практика[203]. Во всяком случае проект нашего нового уложения уже решительно становится на эту последнюю, новую, точку зрения и реципирует начало «Hand muss Hand wahren» в его австрийской модификации.
Возрождение принципа «Hand muss Hand wahren», а в особенности его распространение в праве общегражданском, не обходится, однако, без возражений. Заслуживает в этом отношении особенного упоминания энергичный протест известного германского криминалиста Биндинга, который посвятил этому вопросу специальную брошюру[204]. По мнению Биндинга, это пра вило вступает в коллизию с задачами уголовного права (оно благоприятствует всякого рода растратам) и вообще противоречит справедливости: нет решительно никаких оснований предпочитать добросовестного приобретателя собственнику, который ведь также является добросовестным приобретателем и притом более ранним. Не менее горячо порицает это начало и А. Менгер, который усматривает в нем некоторую «постоянно действующую экспроприацию ради обеспечения свободы торгового обмена»[205]. Но все эти протесты остаются бессильными перед общим стремлением к созданию наибольшей прочности оборота. Эта последняя представляется существеннейшим социальным благом, и с этой точки зрения, по словам колера, правило «Hand muss Hand wahren» обозначает «социальный принцип высшего ранга, принцип, который, разрешая и примиряя, приходит на помощь добросовестному обмену»[206].
Та же потребность в прочности и уверенности оборота вызвала радикальные реформы и в области правоотношений на недвижимости.
Под влиянием этих римских начал со времен рецепции старые германские публичные формы стали приходить в забвение, и обороту на недвижимости грозило полное распространение начал римской бесформальности. Но против этого решительно запротестовали потребности развивающегося поземельного кредита и вызвали создание совершенно новых форм иммобилиарного оборота в виде института поземельной, или вотчинной, записки.
Отсутствие ясных и для всех легко зримых форм установления вещных прав на недвижимости прежде всего вредно отражалось на поземельном кредите. Лицо, дающее под залог недвижимости, никогда не могло быть уверено в том, что на той же недвижимости нет других, ранее установленных закладных прав; вследствие этого подобные ссуды были сопряжены с огромным риском и, если давались, то, разумеется, на очень тяжелых условиях. Если желательно было облегчить самую возможность поземельного кредита, то, очевидно, необходимо было создать какую-нибудь гарантию для кредиторов в этом отношении.
И вот для удовлетворения этой потребности в конце XVIII века возникает в Европе институт ипотечной записки, или ипотечных книг: всякое закладное право на недвижимость имеет юридическую силу для третьих лиц только тогда, если оно записано в особые книги, ведомые официальными учреждениями и открытые для справок всех заинтересованных лиц. Теперь для лица, к которому обращаются с просьбой о займе под залог недвижимости, достаточно убедиться в том, что на эту недвижимость в ипотечной книге не значится другого закладного права; его приоритет на удовлетворение из этой недвижимости был гарантирован.
С течением времени содержание этих ипотечных книг с естественной необходимостью расширяется. С точки зрения тех же интересов поземельного кредита, оказывается в высокой степени желательным, чтобы не только закладные права, но всякие вообще вещные права на недвижимость были видны из книги: что толку для кредитора в том, если закладных прав на имение действительно нет, но самый залогодатель окажется потом несобственником или на имение обнаружатся какие-нибудь иные вещные права, существенно понижающие ценность имения, например, право пожизненного пользования?
Ввиду этого в течение XIX века ипотечные книги во всей Европе превращаются в поземельные книги, а вместе с тем весь иммобилиарный оборот перестраивается на совершенно новых основаниях. Самые общие принципы этого нового строя сводятся к следующему.
С другой стороны, полная уверенность для третьих лиц может быть создана только тогда, если они могут безусловно полагаться на сообщения поземельных книг. Вследствие этого принцип публичности дополняется принципом достоверности: всякая запись в книге имеет полную юридическую силу для третьих лиц даже тогда, когда она не соответствует действительности; лица заинтересованные могут добиваться исправления поземельной книги, но пока она не исправлена, она считается истинной.
Разумеется, эти общие принципы поземельной записки не везде осуществляются в полной мере. Разные законодательства допускают то там, то здесь известные отступления как от принципа публичности, так и от принципа достоверности; но идеалом поземельных книг является последовательное проведение как одного, так и другого. Более совершенным порядком в этом отношении является порядок, принятый в Германии и Швейцарии, но еще большего совершенства, с точки зрения соединения прочности и подвижности, поземельный оборот на недвижимости достигает в знаменитой системе Торренса, принятой в Австралии и распространившейся оттуда на некоторые другие (внеевропейские) страны[207].
Наше русское право и в этом отношении стоит далеко позади. Оборот недвижимостей у нас совершается при посредстве так называемого крепостного порядка, усовершенствованного нотариальным положением 1866 г. Акты на недвижимость (купчая крепость, закладная крепость и т. д.) должны быть совершены у младшего нотариуса и затем явлены на утверждение старшему нотариусу. Этот последний заносит эти акты в свои реестры, которые и служат у нас несовершенным суррогатом поземельных книг. Вопрос о введении у нас европейского порядка вотчинной записки стоит на очереди, но выработанный комиссией Проект Вотчинного Устава также остается до сих пор без движения.
[198] Deutsches Privatrecht. Bd. II (1905). S. 358.
[200] Erlaüterungen zum Vorentwurf. 1902. S. 476.
[203] См. Трепицын. Приобретение движимостей в собственность от лиц, не имеющих права на их отчуждение. 1907.
[204] K. Binding. Did Ungerechtigkeit des Eigentumserwerbs vom Nichteigentümer. 1908.
[205] Гражданское право и неимущие классы населения. перев. «Библ. Просвещения», cтр. 122.
[206] J. Kohler. Recht und Persönlichkeit in der Kultur der Gegenwart. 1914. S. 171. – Ср., впрочем, любопытные страницы о «securité» динамической и статической у R. Demogue. Les no tions fondamentales du droit privé. 1911.
[207] Ср. к этому В. Ельяшевич. Очерк развития форм поземельного оборота на Западе. Изд. 2 (1913).
Hand muss hand wahren в праве недвижимости
Петроград, юридический книжный склад «Право», 1917 г.
Историческое происхождение книги всецело объясняет ее общий характер. Рассчитанная не на специалистов-юристов, а на широкие круги просто интеллигентных читателей, она имеет своею целью дать общее, для всех доступное изложение основных проблем гражданского права. Вследствие этого в ней нельзя искать ни полноты исторического и законодательного материала, ни обилия литературных цитат: задачей книги является сосредоточение внимания на основном и главном, на перспективных линиях эволюции, на высших пунктах правовых исканий; всякие излишние детали лишь ослабляли бы цельность впечатления.
С тех пор как книга была написана, в жизни нашего отечества совершился огромный переворот. Но этот переворот не дал мне оснований изменить что-либо в содержании: то, что было сказано мною тогда, при старом режиме, может быть повторено полностью теперь, когда мы находимся перед созиданием нашего нового свободного строя. Переворот только приблизил нас к великим вопросам, и то, что имело тогда лишь теоретическое значение, приобрело теперь характер непосредственных практических задач.
При новых условиях русские граждане в полной мере держат будущие судьбы свои в своих руках. Они сами являются теперь строителями своей жизни, творцами своего права. Но для того, чтобы строить и творить, надо прежде всего больше знать и больше понимать: известный уровень юридических знаний делается теперь общегражданской обязанностью. И если предлагаемая книга хоть несколько поможет русскому обществу разобраться в основных вопросах гражданского права, если она поможет ему в предстоящем строительстве, то она появилась не напрасно.
I. Понятие гражданского права и вопрос о его социальной ценности
Несмотря на такую, можно сказать «незапамятную», давность употребления, самый критерий различий между правом публичным и частным остается до сих пор невыясненным. Даже более того: современному исследователю этого вопроса может показаться, что чем далее, тем более вопрос запутывается и делается безнадежно неразрешимым.
Римское определение существа гражданского права не могло устоять перед подобными критическими вопросами, и наука вынуждена была искать новых путей. Здесь не место излагать длинную историю этих исканий. Одни из мыслителей пытались указать такой или иной материальный критерий, полагая, что различие между правом публичным и частным кроется в самой материи, в самом содержании регулируемых отношений: довольно распространенным было некоторое время воззрение, что единственной теоретически правильной сферой гражданского права является сфера отношений имущественных (в Германии Зом, у нас Кавелин, Мейер). Другие, напротив, усматривали критерий различия в стороне формальной, т. е. в способе судебной защиты: право публичное то, которое охраняется по инициативе власти в порядке суда уголовного или административного, а право частное то, которое охраняется по инициативе частного лица и в порядке суда гражданского (Тон, у нас Дювернуа и др.). Но и то и другое течения разбивались о весьма веские возражения, и неудивительно, если эти неудачи вызвали появление совершенно скептического отношения к нашему вопросу: нет вовсе никакого принципиального отличия между правом публичным и частным; самое это деление, созданное римскими юристами для своих чисто исторических нужд, в настоящее время утратило свое значение и если еще в теории сохраняется, то лишь исключительно по традиции (Шлоссман, у нас Д. Гримм).
История про виндикацию
Однажды я услышал от препода по ГПК интересное словечко «виндикация». Более опытные коллеги, работавшие тогда помощниками адвокатов и щеголявшие дорогими костюмами и, конечно, считавшие себя матёрыми судебниками, нет-нет да вставляли в свой лексикон «ненормативную» латинскую лексику. Это считалось шиком, означающую некую незаурядную учёность и маркер того, что ты крутой юрист. Справедливости ради, все ж понимают, что способность пустить пыль в глаза – одно из ключевых навыков в юр.консалтинге. А тогда мои однокашники только и чирикали про виндикацию. Виндикация тут, виндикация там, виндицировать это; везде была эта виндикация! Составляя конспект, я нагуглил в википедии, что слово сие произошло от лат. vim dicere— «объявляю о применении силы» и означает иск собственника об истребовании вещи из чужого незаконного владения. Короче говоря, это иск об отобрании своей вещи. Это случай, когда собственник не владеет и хочет отобрать у того, кто не является собственником; соответственно, то бишь иск невладеющего собственника к владеющему несобственнику. Но вот какая история приключилась с этой виндикацией многими годами позже, когда я стал практикующим юристом…
Один завод, в лице своей дочерней ООО-шки, долго судился с другим, и наконец, устав от борьбы, пошёл на мировую. Согласно утверждённому судами мировому соглашению, заводу было передано по договору аренды на некоторый срок оборудование по производству ЖБИ (железобетонных изделий). Это оборудование представляло из себя кучу всяких железяк (конвейерную ленту, бункер, мешалку, электро-щиты и прочую фигню), и могло функционировать только если его правильно смонтировать: поставить на фундамент и, в целом, расположить внутри небольшого но капитального здания вроде кирпичной будки. Фишка в том, что оборудование собиралось из всякого хлама и досталось собственнику ещё с советских времён.
Незадолго до окончания срока аренды коммерсанты вновь разругались и находились в напряжённых отношениях. И вот, собственник потребовал возврата оборудования в связи с окончанием срока аренды. Надо сказать, что акционер завода в бизнесе был ещё до 90-ых годов, и благополучно их пережил, усвоив особый антураж ведения бизнеса и характерное презрительное отношение к своим врагам, а уж к слабым духом тем более. То ли из-за «тёплого» отношения к противнику, то ли надеясь на заводские стены и вооружённую охрану, но акционер завода решил не отдавать оборудование, и дал команду – «перевесить» оборудование на SPV, создав, таким образом, добросовестного приобретателя. На изумлённые возражения в адрес акционера о том, как же можно продать, не являясь собственником, юристы получили недвусмысленный намёк, что они ничего не понимают в юриспруденции и бизнесе, едят хлеб даром, а решения акционера, так, на минуточку, обсуждать не красиво. Так что, поскольку на то была барская воля, а оборудование не недвижимость и регистрации не требует, оборудование отчудили помоечке (продали ООО-шке, у которой и учредители и директор и адрес – всё номинальное). Иди, ищи-свищи такую ООО-шку. Где найдёшь? И всё для того, чтобы усложнить или сделать невозможной отобрание имущества (виндикацию).
Стало быть, истец столкнулся с тем, что ему нужно было доказать:
«Удовлетворение виндикационного иска возможно при наличии нескольких условий: истец должен являться собственником или иным законным владельцем истребуемого имущества и его права должны быть нарушены; имущество должно выбыть из владения истца и находиться в фактическом владении не собственника (незаконного владельца), индивидуально-определенное имущество должно находиться у незаконного владельца в натуре». (Постановление Второго арбитражного апелляционного суда от 05.11.2009 по делу N А82-4276/2009-45).
Но идя по триста второй, истцу нужно было доказать недобросовестность ответчика,
«Hand muss Hand wahren» — Рука за руку отвечает
Римляне могли виндицировать вещи у любого покупателя, даже у добросовестного. Они говорили: «где чё моё нахожу, там моё и отжимаю» (vindicatio: «ubi rem meam invenio, ibi vindico»). С развитием оборота такая возможность стала мешать людям жить, поскольку покупатели не были уверены в том, что в будущем к покупателю не заявится настоящий собственник и не отнимет купленную вещь. Понятно, неудобно! Стали бухтеть, искать компромисс. В Германии решили, что вот так тупо отнимать у покупателя вещь всё же неправильно. И если нет чего-то противоправного, т.е. если вещь не была украдена, потеряна и в целом не выбывала из владения против воли владельца, то нужно отдавать защиту добросовестному покупателю. Это и есть принцип «Hand muss Hand wahren» (с нем. — «Рука за руку отвечает»). Наверное, не будет сильной ошибкой, если утверждать, что русская поговорка «Рука руку моет», означающая круговую поруку, по сути будет тем же самым. Те же яйца, только в профиль. Тот, кто незаконно отжал от собственника вещь, должен отвечать перед собственником, а не добросовестный покупатель.
И если вещь была передана собственником в аренду, а арендатором третьему лицу (которое добросовестно), то отвечать должен арендатор (одна рука) за добросовестного (другую руку) и возмещать собственнику убытки, а собственник не вправе требовать вещь от добросовестного покупателя. Собственно говоря, сейчас этот принцип у нас и действует.
Извинительное незнание
В случае с виндикацией само слово «добросовестность» – это омоним, то есть слово, которое хотя одинаково звучит и пишется, но имеет разные значения.
Про обычную «добросовестность», по смыслу схожую с порядочностью и честностью, все знают, об этом не будем говорить. Это значение не относится к ст. 302 ГК. Но есть и другое значение этого слова.
Уверен, что для большинства из тех, кто бывал на семинарах Скловского Константина Ильича, было открытием, что в случае с триста второй статьёй слово «добросовестность» означает извинительное незнание. Причём слово «извинительное» здесь настолько же ключевое, как и слово «незнание». Это важно.
Чтобы понять фишку с извинительностью, давайте посмотрим на ситуацию глазами того, у кого отбирают вещь. Тот, у кого отбирают вещь, с помощью триста второй статьи может отбиться даже от собственника (от его виндикационного иска), если докажет свою добросовестность, но при условии, что будет соблюден принцип «Hand muss Hand wahren» (с нем. — «Рука за руку отвечает»): то есть вещь не выбыла из владения собственника против его воли.
Поэтому собственник, передавший свою вещь по договору аренды, не может виндицировать свою вещь у добросовестного лица, если арендатор продал эту вещь лицу, которое докажет свою добросовестность. (В нашем деле ответчик как раз и разыграл эту партию).
Фишка в том, что если ответчик уповая на 302 статью говорит, что «вот я, — дескать, — не знааал, и не мог знааать», то, что он делает? Он тем самым признаёт, что не прав, иначе бы и не извинялся. Он признаёт, что не является законным владельцем. Здесь суть. И лишь тем, что он добросовестный, хотя и незаконный владелец, он может отбиться от иска собственника.
Возражение ответчика о добросовестном приобретении части холла судом не принимается, поскольку в силу статьи 302 ГК РФ добросовестным приобретателем является приобретатель по сделке от неуправомоченного отчуждателя (Информационное письмо Президиума ВАС РФ от 15.01.2013 N 153 «Обзор судебной практики по некоторым вопросам защиты прав собственника от нарушений, не связанных с лишением владения»).
На это самое и рассчитывал акционер, искусственно создав добросовестность.
Как и следовало ожидать, после ряда небольших судебных баталий и уточнений, противником был заявлен виндикационный иск в порядке п.1 ст. 302 ГК РФ. Сама статья звучит следующим образом.
Статья 302. Истребование имущества от добросовестного приобретателя
1. Если имущество возмездно приобретено у лица, которое не имело права его отчуждать, о чем приобретатель не знал и не мог знать (добросовестный приобретатель), то собственник вправе истребовать это имущество от приобретателя в случае, когда имущество утеряно собственником или лицом, которому имущество было передано собственником во владение, либо похищено у того или другого, либо выбыло из их владения иным путем помимо их воли.
2. Если имущество приобретено безвозмездно от лица, которое не имело права его отчуждать, собственник вправе истребовать имущество во всех случаях.
3. Деньги, а также ценные бумаги на предъявителя не могут быть истребованы от добросовестного приобретателя.
Истцу, конечно, не составило труда доказать, что он собственник, что ответчик незаконно владеет, поскольку в транзакции владельческих прав был баг (по договору аренды вещь должна была быть возвращена ему, а арендатор был не вправе передать вещь). Но вот с принципом «Рука за руку отвечает» и с тем, что вещь находилась у ответчика, истец споткнулся.
Рука руку мыла в договоре аренды. И уже только этим виндикация была невозможна.
А с нахождением вещи у ответчика – тоже грустно: доступа на охраняемую промзону у истца не было. Истец даже замотивировал местного участкового милиции, и участковый, хотя и прошёл на промзону и составил акт осмотра, но составил так, что надлежащим образом идентифицировать это оборудование было невозможно. Оно и неудивительно: инвентарные номера и шильды (таблички) на оборудовании не нашлись: не то стёрлись, не то были под толстым слоем бетонной пыли. Не были указаны марки изделий, технические характеристики, заводские номера, год изготовления, а также иные характеристики (размер, объем, материал, диаметр, ГОСТ, единица измерения размера, тип и др.). Зафиксированное в протоколе осмотра словесное описание оборудования, как не содержащее индивидуальных признаков, не прокатило в суде.
«32. Применяя статью 301 ГК РФ, судам следует иметь в виду, что собственник вправе истребовать свое имущество от лица, у которого оно фактически находится в незаконном владении. Иск об истребовании имущества, предъявленный к лицу, в незаконном владении которого это имущество находилось, но у которого оно к моменту рассмотрения дела в суде отсутствует, не может быть удовлетворен» (Постановление Пленума Верховного Суда РФ N 10, Пленума ВАС РФ N 22 от 29.04.2010 (ред. от 23.06.2015) «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав»).
«С учетом установленных обстоятельств, и принимая во внимание тот факт, что отсутствуют индивидуальные признаки истребуемого имущества (инвентарные номера либо иные индивидуальные метки), что не позволяет идентифицировать его, обоснован вывод суда об отказе в удовлетворении исковых требований к ЖСК «Труфанова 30 корпус 2» (Постановление Второго арбитражного апелляционного суда от 05.11.2009 по делу N А82-4276/2009-45).
«Отказывая в удовлетворении иска об истребовании части имущества и взыскании убытков, суды правомерно указали, что часть вещей, перечисленных в акте осмотра от 30.03.2009, не имеет индивидуально-определенных отличий, в связи с чем, отсутствуют основания для истребования вещей, неопределенных родовыми признаками.» (Постановление ФАС Поволжского округа от 17.08.2010 по делу N А57-6685/2009).