mens rea
1 mens rea
2 mens rea
3 mens rea
4 mens rea
См. также в других словарях:
mens rea — / menz rē ə, rā / n pl men·tes re·ae / men ˌtēz rē ˌē, men ˌtās rā ˌī/ [New Latin, literally, guilty mind]: a culpable mental state; esp: one involving intent or knowledge and forming an element of a criminal offense murder contains a mens rea… … Law dictionary
Mens rea — es un término latino (que se puede traducir como mente culpable ) utilizado en el derecho penal. La prueba estandar en el derecho anglosajón para determinar la responsabilidad criminal se suele expresar con la frase latina, actus non facit reum… … Wikipedia Español
Mens rea — est le terme latin signifiant l esprit criminel (ou l intention de commettre une infraction criminelle). L intention d un individu est un élément essentiel d un crime dans les juridictions de common law. Le test de la responsabilité criminelle d… … Wikipédia en Français
Mens rea — ist der lateinische Terminus für den im Strafrecht gebräuchlichen Begriff subjektiver Tatbestand. Er setzt sich zusammen aus den Lateinischen Wörtern mens, zu übersetzen mit Bewusstsein, Geist, Verstand sowie reus, das mit Angeklagter übersetzt… … Deutsch Wikipedia
mens rea — Latin phrase meaning guilty mind … Etymology dictionary
Mens rea — Criminal law Part of … Wikipedia
mens rea — /menz ree euh/, Law. a criminal intent. [1860 65; Universalium
mens rea — noun Etymology: New Latin, literally, guilty mind Date: 1861 criminal intent … New Collegiate Dictionary
mens rea — noun a guilty mind, a conscious knowing by the perpetrator that the act s/he committed was illicit … Wiktionary
MENS REA — Латинский термин, буквально переводимый как намерение причинить вред. Юридический термин, используемый в судебной психологии и психиатрии в случаях, когда психическое заболевание возникает как защита, и вопросы преднамеренности и побуждений важны … Толковый словарь по психологии
mens rea — mental element of a crime, criminal thought … English contemporary dictionary
mens rea
Смотреть что такое «mens rea» в других словарях:
mens rea — / menz rē ə, rā / n pl men·tes re·ae / men ˌtēz rē ˌē, men ˌtās rā ˌī/ [New Latin, literally, guilty mind]: a culpable mental state; esp: one involving intent or knowledge and forming an element of a criminal offense murder contains a mens rea… … Law dictionary
Mens rea — es un término latino (que se puede traducir como mente culpable ) utilizado en el derecho penal. La prueba estandar en el derecho anglosajón para determinar la responsabilidad criminal se suele expresar con la frase latina, actus non facit reum… … Wikipedia Español
Mens rea — est le terme latin signifiant l esprit criminel (ou l intention de commettre une infraction criminelle). L intention d un individu est un élément essentiel d un crime dans les juridictions de common law. Le test de la responsabilité criminelle d… … Wikipédia en Français
Mens rea — ist der lateinische Terminus für den im Strafrecht gebräuchlichen Begriff subjektiver Tatbestand. Er setzt sich zusammen aus den Lateinischen Wörtern mens, zu übersetzen mit Bewusstsein, Geist, Verstand sowie reus, das mit Angeklagter übersetzt… … Deutsch Wikipedia
mens rea — Latin phrase meaning guilty mind … Etymology dictionary
Mens rea — Criminal law Part of … Wikipedia
mens rea — /menz ree euh/, Law. a criminal intent. [1860 65; Universalium
mens rea — noun Etymology: New Latin, literally, guilty mind Date: 1861 criminal intent … New Collegiate Dictionary
mens rea — noun a guilty mind, a conscious knowing by the perpetrator that the act s/he committed was illicit … Wiktionary
MENS REA — Латинский термин, буквально переводимый как намерение причинить вред. Юридический термин, используемый в судебной психологии и психиатрии в случаях, когда психическое заболевание возникает как защита, и вопросы преднамеренности и побуждений важны … Толковый словарь по психологии
mens rea — mental element of a crime, criminal thought … English contemporary dictionary
Mens rea
Концепция mens rea направлена на установление того, обладало ли лицо «виновным разумом» во время совершения определенного деяния. При изучении mens rea каждого конкретного преступления исследуется отношение лица к совершенному им деянию: было ли оно совершено намеренно (intentionally), либо в результате легкомысленного отношения к совершению общественно опасного деяния (recklessness), либо по небрежности (negligence) лицо нечаянно совершило actus reus путем непринятия мер «разумной заботы».
Следует отметить, что суды в решениях по делам не всегда выделяют каждый элемент, в том числе и вину, хотя должно быть доказано наличие определенного состояния разума, указанное в конкретной уголовно-правовой норме.
В отличие от уголовного права России, в Англии преступления в сфере экономики могут быть совершены как умышленно, так и по небрежности или легкомыслию, что подразумевает различную степень ответственности.
По мнению Смита и Хогана, результат является умышленным, когда целью лица, совершающего деяние, является его достижение*(188). При этом «суд или жюри могут также найти, что результат является умышленным, хотя целью лица, совершающего деяние, и не является его достижение, в случаях когда (а) результат является реальным определенным следствием данного деяния и (в) лицо, осуществляющее деяние, знает, что это реальное определенное следствие данного деяния»*(189).
Неосторожные посягательства, совершаемые в сфере экономики, встречаются значительно реже, чем умышленные. Указание на неосторожность дается в законе. При этом в английском уголовном праве характерной является дифференциация форм вины по отношению к различным объективным признакам одного и того же деяния.
Например, ответственность за нарушение запретов на продвижение финансовых институтов или услуг наступает как в случае, если лицо, не обладающее соответствующими полномочиями, вовлекает иное лицо в инвестиционную деятельность путем прямого предложения, так и если его действия, не направленные непосредственно на вовлечение лица в инвестиционную деятельность, тем не менее побудили других лиц вступить в инвестиционные отношения*(190).
В ряде случаев неосторожности достаточно для признания лица виновным в совершении преступления в сфере экономики. Так, в деле Аштона и Ванду обвиняемые были привлечены к уголовной ответственности за получение имущества путем обмана, связанного с получением платежа по чекам. При этом, по мнению судьи Хупера, руководствующегося в том числе концепцией профессора Смита*(191), получение может осуществляться в том числе и по неосторожности, поскольку «осознанная небрежность по отношению к последствиям преднамеренного акта обвиняемого» является достаточной составляющей mens rea деяния для привлечения лица к уголовной ответственности*(192).
В отличие от российской уголовно-правовой доктрины доказывания, наличия ментального элемента требуют большинство, но не все преступления. Существует целый ряд преступлений так называемой строгой ответственности (strict liability) или абсолютного обвинения (absolute prohibition), в которых не доказывается наличие mens rea по отношению к преступному деянию (actus reus). В большинстве случаев можно определить, необходимо ли доказательство наличия mens rea или нет, из анализа нормы статута, предусматривающей ответственность за то или иное преступление.
Например, лицо будет виновно в нераскрытии информации или подозрения в отмывании денег в соответствии со ст.330 Акта о доходах от преступной деятельности 2002 г.*(193), если оно знает или подозревает или имеет разумные основания для знания или подозрения, что другое лицо занимается отмыванием денег; информация или иное обстоятельство, на которых основано знание или подозрение, попало в сферу его внимания в ходе осуществления бизнеса в регулируемом секторе экономики и оно не раскрыло информацию или иное обстоятельство так скоро, как это разумно могло быть сделано после того, как оно привлекло его внимание.
В случае применения указанной нормы доказыванию подлежит только факт наличия у определенного законом лица информации об отмывании денег, а также тот факт, что лицо его не раскрыло.
Существенным отличием английского судопроизводства по экономическим преступлениям от российского является возможность возложения бремени доказывания своей невиновности на обвиняемого. Так, например, если обвинение доказало «вне всяких разумных сомнений», что лицо получило чужое имущество, обвиняемый не будет признан виновным в совершении преступления в случае, если он был убежден, что имущество являлось его собственным. Однако бремя доказывания данного утверждения полностью лежит на обвиняемом. Существенным отличием от общего правила является то, что обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность «вне всяких разумных сомнений» (как представители обвинения), а только предоставить достаточные доказательства спорности вопроса, подлежащего разрешению, после чего бремя доказывания опять возлагается на обвинение. В этом случае обвиняемый (интересно, что в английской юридической терминологии общеупотребительным является другое понятие defendant, что буквально означает «защищаемый») отстаивает свою позицию в том же порядке и по тем же правилам, как и истец в гражданском процессе. Пока обвинение не докажет, что ошибки обвиняемого в принадлежности ему спорного имущества не было, оно не может обосновать наличие mens rea*(195).
Mens Rea в уголовном праве Соединенных Штатов Америки
В монографии впервые в отечественной литературе сделана попытка рассмотреть в историческом ключе на примере Соединённых Штатов Америки одну из центральных категорий англо-американского уголовного права – категорию mens rea как субъективную составляющую преступного деяния. Вплоть до сегодняшних дней проблематика mens rea рассматривалась в российской науке уголовного права лишь на уровне частных вопросов, тогда как комплексное осмысление категории mens rea, совершенно не похожей на российскую категорию вины, не просто углубляет наши познания о зарубежном праве, но и способно в ином свете отразить достоинства и недостатки традиционных представлений о субъективной стороне преступления в отечественной доктрине. Придерживаясь историко-догматического подхода, автор подробно исследует истоки mens rea в общем праве Англии; рецепцию последнего американским правом и дальнейшие вехи развития категории mens rea на американской почве. Не ограничиваясь сугубо теоретическими вопросами, автор стремится показать практическое приложение в американском праве доктринальных концепций на примере учения о юридической ошибке, тяжкого убийства по правилу о фелонии и процессуальных аспектов доказывания mens rea. Особое внимание в работе уделяется анализу Примерного уголовного кодекса 1962 г. и современного американского уголовного законодательства. Для научных и практических работников, студентов и аспирантов, а также всех интересующихся теорией и практикой зарубежного уголовного права и его историей.
Оглавление
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Mens Rea в уголовном праве Соединенных Штатов Америки предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Теория mens rea в английском уголовном праве XVII — третьей четверти XVIII вв.
§ 1. Концепция mens mala в английской уголовно-правовой доктрине XVII — третьей четверти XVIII вв.
К концу XVI — началу XVII вв. общее право подошло со сформировавшимся в течение столетий и постоянно прираставшим массивом уголовно-правового материала, не подвергшимся, однако, сколь-нибудь значимому доктринальному оформлению. Во всяком случае, появляющиеся с конца XV — начала XVI вв. юридические трактаты в той своей части, которой отображаются «тяжбы короны», представляют скорее компиляционную выборку из накопившихся за столетия судебных решений, подвергнутых сравнительно поверхностному комментированию, нежели чем их систематическую обработку. Тем не менее, следует подчеркнуть, что нельзя недооценивать значение этих работ для последующего развития уголовного права и его доктрины: во-первых, ими был предоставлен отобранный с точки зрения его прецедентной ценности судебный материал и, во-вторых, в ряде случаев в попытке согласовать противоречивые решения часто неявно вырабатывались новые принципы, которые в последующем найдут своё теоретическое отражение.
Как следствие такого положения вещей, теория mens rea в эпоху, охватывающую XIII–XVI вв., может быть воссоздана лишь в своих самых общих чертах, каковая попытка подвержена всем рискам, связанным с реконструкцией теории post factum.
Качественно отличаются в этом плане XVII–XVIII вв., в течение которых появляется целый ряд настолько значимых доктринальных работ в области уголовного права, что это позволяет изложить концептуальные характеристики mens rea, опираясь уже на более систематизированную и теоретизированную по сравнению с предшествующим временем почву.
Отправной точкой здесь, бесспорно, должно стать юридическое значение субъективной составляющей преступного деяния.
Со всей определённостью можно сказать, что принцип необходимости наличия в совершённом деянии для признания его преступным mens rea (или принцип mens rea), сформулированный Генри де Брактоном как crimen non contrahitur, nisi nocendi voluntas intercedat (преступление не совершается, если не участвует вредоносная воля), безоговорочно воспринимается доктриной уголовного права. При этом он принимает иную, теперь уже классическую форму, облекаясь в максиму actus non facit reum nisi mens sit rea (действие не делает виновным, если не виновна мысль).
Насколько удалось установить происхождение последней по доктринальным работам той эпохи, первым прибегнул к ней Эдуард Коук. В своих монументальных «Институтах права Англии» он придал ей немаловажное значение, поименовав как regula английского права. Используется же максима в «Институтах» в различных контекстах: во-первых, для отграничения случайного причинения вреда от намеренного, поскольку лишь с последним увязывается наступление уголовной ответственности; [209] во-вторых, для формулирования общего постулата о необходимости субъективной составляющей применительно к отдельному преступлению; [210] и, в-третьих, для обособления деяния, не образующего преступления за отсутствием упречного психического состояния (т. е. в конечном счёте в силу отсутствия mens red) вследствие душевной болезни или принуждения. [211]
Лингвистически истоки максимы в том её виде, в каком она появляется в «Институтах», прослеживаются к L.H.P. В распоряжении Эдуарда Коука имелся датируемый приблизительно 1225 г. манускрипт, озаглавленный «Красная книга казначейства» (.Red Book of the Exchequer), в котором содержался текст L.H.P. [212] При этом видоизменение, которое максима претерпела по сравнению с L.H.P. (где, напомним, она излагается как reum non facit nisi mens red), практически не повлияло на её смысловую нагрузку. Единственное уловимое различие кроется в слове actus: строго говоря, последний вариант есть не что иное, как отражение канонической концепции voluntas reputabitur pro facto, бытовавшей в средневековом английском уголовном праве. [213]
Кроме того, следует отметить, что, хотя в структуре труда Эдуарда Коука (и, в особенности, в третьей части «Институтов», непосредственно посвящённых «тяжбам короны») принцип mens rea не получает универсального звучания, подразумеваемо он является для автора необходимым постулатом уголовного права, отражающимся либо в конкретном психическом состоянии, с которым должно быть совершено то или иное деяние, чтобы образовать преступление, либо в сформулированном в общих терминах изъятии из-под действия уголовно-правовых санкций лиц, по отношению к которым нельзя констатировать наличие морально упречного состояния ума.
Подход к принципу mens rea, использованный Эдуардом Коуком, не единичен для трудов по уголовному праву XVII в. Для сравнения обратимся к работе Майкла Далтона «Местное правосудие», третье издание которой появилось в 1630 г., уже после выхода в свет в 1628 г. первой части «Институтов». Максима actus non facit reum nisi mens sit rea встречается в ней дважды, причём оба раза она цитируется с отсылкой к первой части «Институтов»: во-первых, при изложении вопроса о соотношении вменяемости и mens rea [214] и, во-вторых, при формулировании нормы об ответственности несовершеннолетних. [215]
Описывая отдельные преступления, Майкл Далтон излагает и их субъективную составляющую. Таким образом, как и для Эдуарда Коука, для него последняя является необходимым элементом преступления, и это, пожалуй, им выражено даже более определённее, чем в коуковских «Институтах», в высказывании, что «не может быть совершена фелония или тяжкое убийство без намерения учинить фелонию». [216] При этом методика его изложения идентична принятой в работе Эдуарда Коука: mens rea без формулирования её как общего принципа уголовного права рассматривается, во-первых, с точки зрения обстоятельств, исключающих её наличие (таких, как невменяемость и малолетне), и, во-вторых, при освещении конкретных преступлений.
Первое систематическое постулирование принципа mens rea, связанное с выделением в структуре доктринального исследования того, что можно назвать общей частью, осуществляется следующим после Эдуарда Коука крупным правоведом XVII в., Мэттью Хэйлом, в его работе «История тяжб короны» («Historia Placitorum Coronce» (английский вариант заглавия — «The History of the Pleas of the Crown»)), опубликованной лишь после смерти автора в 1736 г. Как общий принцип, уголовная ответственность им основывается на «двух великих способностях: понимании и свободе воли». [217] Соответственно, «когда нет воли совершить правонарушение, [218] … не может существовать… справедливого основания для претерпевания наказания», [219] ибо «содержание воли есть то, что делает человеческие действия либо похвальными, либо виновными…». [220] Метод его анализа, отмечает Джером Холл, также значим: начиная с постулирования приведённого общего принципа наступления уголовной ответственности, он переходит к ситуациям, в которых отсутствует mens rea, что вызвано либо анормальными психическими способностями (дети, невменяемые), либо внешним воздействием на процесс нормального волеобразования (принуждение, необходимость), причём именно этим вопросам и посвящена исключительно та часть его исследования, которая может быть названа общей частью. [221]
Завершающим доктринальным звеном, в котором теория mens rea окончательно оформилась как концепция mens mala, стал посвящённый преступлениям четвёртый том «Комментариев» Уильяма Блэкстоуна. [222]
Придерживаясь сформировавшихся к его времени постулатов наступления уголовной ответственности, он указывает следующее:
«… Теперь мы подошли… к вопросу о том, какие лица способны или неспособны к совершению преступлений; или, что одно и тоже, кто изъят от порицания правом за совершение тех деяний, за которые другие лица сурово наказываются…
Все особые возражения (pleas) и извинительные обстоятельства (excuses), которые защищают совершившего запрещённое деяние от наказания, которое в иной ситуации связывается с первым, могут быть сведены к простому обсуждению отсутствия или дефекта намерения (will). [223]
Уголовное право зарубежных стран
Основания уголовной ответственности в Англии
В английском уголовном праве с давних времен основания уголовной ответственности базировались на латинской максиме « Actus non facit reus nisi mens sit rea », означающей, что не может быть уголовной ответственности без единения виновной воли и виновного действия. В этой формуле виновное действие означает противоправный акт, а виновная воля служит критерием вменения ответственности лицу его действия.
Судебная практика и уголовно-правовая доктрина выработали правила о необходимости двух элементов — объективного (материального) и субъективного (психического), без которых нет преступления и уголовной ответственности. Общий принцип английского уголовного права заключается в том, что лицо не может быть осуждено за преступление, если обвинение без всяких сомнений не сможет доказать существование этих двух элементов, являющихся непременными атрибутами преступления.
Во-первых, обвинение должно доказать, что определенное событие произошло вследствие поведения обвиняемого или наступивший результат запрещен уголовным законом. Во-вторых, для возникновения уголовной ответственности необходимо также, чтобы психическое состояние такого лица имело отношение к указанному событию или ею последствиям.
Если actus reus совершено без mens rea, то оно не является преступлением и может быть обычным невинным действием. Когда говорят, что определенное событие является actus reus преступления, то подразумевается, что событие будет преступлением, если оно совершено лицом, у которого есть соответствующая mens rea.
Можно сказать, что определение actus reus в сжатом виде представляет собой действие (иногда бездействие или иное событие 3 Иногда согласно дефиниции статутного преступления требуется наличие события, в котором участвовал обвиняемый, а не действия или бездействия с его стороны; например, в Законе о лицензировании 1872 г. (ст. 12) предусмотрено, что преступлением является обнаружение спиртного напитка в публичном месте (Licensing Act 1872, 24 (Statutes) 290). ), определенное в дефиниции конкретного преступления, которое включает:
Вопрос о том, что представляет собой деяние как элемент преступления, в английском праве решается следующим образом. Основой actus reus является «действие» (an act), т.е. совершение чего-либо. При этом дефиниции одних преступлений содержат более подробные описания запрещенных действий, других — менее детальные, особенно в тех случаях, где используются понятия, охватывающие как само действие, так и его результат.
Преступным признается акт, совершенный только путем добровольного действия или бездействия. Так, лицо не подлежит уголовной ответственности за действие, совершенное автоматически.
Например, когда оно ранит кого-либо или причиняет вред во время сна или в связи с каким-либо психическим недугом (вызванным церебральной опухолью или эпилепсией).
Автоматизм предполагает невозможность контролировать свои действия, поэтому акт, совершенный под угрозой или по команде начальника, не признается автоматическим.
Как уже отмечалось, для установления уголовной ответственности недостаточно иметь преступный замысел — должно быть совершено определенное действие. Вместе с тем такое поведение может и не являться прямой или единственной причиной преступления. Отсюда следует, что в английском праве господствует эквивалентная теория причинной связи, согласно которой действия, выполнявшие роль какого-либо условия, которые способствовали преступному результату, находятся с ним в причинной связи.
Бездействие (an omission) реже ведет к возникновению уголовной ответственности, чем позитивное действие. Исторически это объясняется тем, что уголовный закон, как правило, устанавливает в большей степени запрет совершения чего-либо, чем обязанности действовать определенным образом (с наказанием в случае неисполнения таких обязанностей). Следовательно, бездействие может наказываться в уголовном порядке только тогда, когда, например, обязанность совершать какие-либо действия возникает из общего права или возложена по статуту. Обращает на себя внимание тот факт, что число статутов, в которых устанавливаются соответствующие обязанности, постоянно возрастает — большей частью такого рода предписания можно встретить в законодательных актах о дорожном движении.
Что же касается ответственности за бездействие, которое возникает из установленной общим правом обязанности спасать другого человека от причинения ему физического вреда, то можно сказать, что такая обязанность является исключительной. Тем не менее, если лицо исполняет эту роль, то считается, что нет нужды доказывать факт возложения по закону или договору на подсудимого обязанностей опекуна. Достаточным считается, чтобы он добровольно принял на себя обязанность в отношении другого лица, не способного позаботиться о себе самом.
Судебная практика свидетельствует о том, что обычно вопрос об ответственности за бездействие возникает в связи с возбуждением уголовного дела о простом убийстве.
Например, родители обязаны заботиться о своем малолетнем ребенке, и, если ребенок умирает в результате плохого обращения, они могут быть признаны виновными в тяжком или простом убийстве в зависимости от степени их вины (без сомнения, аналогичная ответственность должна возникать и у опекунов ребенка).
По мнению английских юристов, аналогичные правила должны распространяться на супругов и даже детей в возрасте старше 10 лет по отношению к их беспомощным родителям.
Авторитетным в этой области считается решение, вынесенное Апелляционным Судом в 1977 г. по делу Стоун. Суд указал, что вывод относительно того, добровольно или нет подсудимыми была взята на себя опека, может быть сделан на основании анализа общих взаимоотношений жертвы и преступника, особенно, когда речь идет о беспомощном больном, состоящем в родственных отношениях с подсудимым, живущим в его доме и зависящим от ухода за ним. Супруги Стоун были признаны виновными в простом убийстве своей родственницы (сестры жены), проживавшей в их доме в течение нескольких лет. После того как женщина из-за болезни перестала принимать самостоятельно пищу, Стоуны не вызвали ни врача, ни представителя социальной службы для оказания ей помощи. Больная умерла от голода через полтора месяца.
Как уже указывалось выше, уголовная ответственность не может наступить, если обвинение не докажет без всякого сомнения наличие в поведении обвиняемого actus reus. Если actus reus конкретного преступления не существует, то нет и преступления.
Ситуации такого рода многочисленны: например, если какое-либо лицо полагает, что присваивает чужое имущество, оно ни при каких обстоятельствах не может быть признано виновным в краже, если имущество, о котором идет речь, является бесхозным.
Наличие у данного лица mens rea не ведет к возникновению уголовной ответственности, поскольку другой необходимый элемент преступления — actus reus — отсутствует.
Еще одним примером подобного рода является намерение заключить новый брак, не расторгнув предыдущий с супругом, который к этому моменту уже умер, о чем обвиняемому не известно.
В каждом из этих случаев, однако, речь может идти о покушении на совершение указанных преступлений (кражи и двоеженства) на основании Закона об уголовно наказуемом покушении 1981 г.
Следует отметить, что, если для совершения actus reus необходимо совершение действия, обвинением должно быть непременно доказано, что его совершил обвиняемый.
Аналогичным образом решается вопрос об ответственности лица за нанесение побоев, если оно не могло контролировать свои действия в случае болезни, например, вызвавшей конвульсии. В первом примере движение обвиняемого не было добровольным, а событие, имевшее место, произошло против его воли или, по меньшей мере, без наличия воли с его стороны. Во втором примере у обвиняемого отсутствовало сознание, вследствие чего он не мог проявить свою волю, и поэтому ни одно движение его тела не было добровольным.
Из этого правила, однако, существует исключение, согласно которому действие, совершенное в состоянии интоксикации, вызванной алкоголем или наркотическим веществом (иным, чем снотворное или седативное средство), ведет к возникновению уголовной ответственности.
Mens rea. Историки английского права придерживаются мнения, что до XII в. в Англии для наступления ответственности за причиненный вред достаточно было совершения действий, вызвавших его, без доказательства какого-либо заслуживающего порицания психического состояния исполнителя. Однако со временем под влиянием канонического и римского права суды стали требовать доказательства того, что обвиняемый имел определенное, заслуживающее порицания «виновное состояние ума» (a guilty mind) как составной части преступления, наличие которого стало обязательным элементом преступления по общему праву и получило название mens rea. Mens rea является техническим термином, употребляемым всякий раз, когда необходимо указать на душевное состояние, прямо или косвенно выраженное в определении преступления.
В законах обычно для обозначения душевного состояния, составляющего необходимый элемент преступления, используются слова «с намерением», «неосторожно», «незаконно», «злонамеренно», «злонамеренно и незаконно», «умышленно», «сознательно», «зная и полагая», «обманно», «бесчестно», «допуская», «разрешая». Каждое из этих понятий должно определяться в контексте правовой нормы, поэтому иногда одинаковые слова, употребляемые законодателем, могут иметь разный смысл.
В принципе лицо не подлежит уголовной ответственности, если оно не намеревалось или не предвидело, что должно или, по меньшей мере, могло выполнить действия, составляющие преступление.
Английское уголовное законодательство не содержит определения вины и ее форм. Природа этого элемента в каждом конкретном преступлении своя, однако анализ судебной практики и теоретические исследования в данной области позволяют выделить такие типичные формы mens rea, как намерение, неосторожность и небрежность.
Намерение. Несмотря на то что в судебных решениях часто говорится о «намерении» совершить преступление, в них нельзя встретить его однозначного определения. Хотя в некоторых своих решениях Палата лордов делала попытки разграничить понятия «намерение», «мотив» и «желание», тем не менее единообразного понятия «намерение» и других форм mens rea не было выработано.
В настоящее время основополагающим по данному вопросу является решение Палаты лордов, вынесенное в 1985 г. по делу Молоуни, который был признан Апелляционным судом виновным в тяжком убийстве своего отчима. Суть дела состояла в следующем.
Принято считать, что намеренность деяния (независимо от того, требует этого конкретная правовая норма или нет) не нуждается в особом доказывании, поскольку существует презумпция, в соответствии с которой неправомерные действия, совершаемые вменяемым и разумным человеком, всегда являются актом его воли. Бремя опровержения этой презумпции лежит на обвиняемом.
Следовательно, при определении намерения в английском праве на первый план выдвигается волевой момент, цель, которую ставит перед собой преступник. Деяние совершается намеренно, если оно является результатом воли, когда лицо ожидает наступления определенных последствий и желает их наступления. Если у лица есть цель, оно действует умышленно, даже когда знает, что шансы совершить преступление малы. Отсутствие такой цели свидетельствует о том, что лицо действует неумышленно, даже если оно знает, что шансы совершить преступление высоки. Фактор условности намерения (например, когда лицо собирается преступить закон по достижении определенного события) не защищает от уголовной ответственности.
Неосторожность. Во многих случаях при совершении преступления неосторожность по английскому праву является формой вины, достаточной для наступления уголовной ответственности. После решения палаты лордов 1981 г. по делу Колдуэлл английские юристы стали различать два вида неосторожности: так называемую субъективную неосторожность и неосторожность типа «Колдуэлл», общим для которых являлось причинение неоправданного риска, однако неосторожность второго типа считалась достаточной для наступления уголовной ответственности за статутные преступления, связанные с причинением вреда и неосторожным вождением, а по общему праву — за простое убийство.
Субъективная неосторожность означает, что лицо осознанно допускает неоправданный риск, т.е. оно действительно предвидит риск того, что определенные последствия могут наступить в результате его действия, и при всех обстоятельствах у него нет оснований полагать, что этот риск не наступит. При этом для наступления субъективной неосторожности недостаточно простого предвидения того, что определенные последствия могут явиться результатом акта. Считается, что лицо действует с субъективной неосторожностью, когда оно действительно понимает, что существует опасность наступления негативных последствий. Примером, показывающим, каким образом происходит разграничение субъективной неосторожности и ненаказуемого деяния, является дело Каннинхэма.
Обвиняемый Каннинхэм с целью последующей продажи в подвале пустующего дома сорвал со стены газовый счетчик, повредив при этом трубу. Вытекающий из трубы газ скопился в соседнем доме, в результате чего этим газом отравился человек, живший по соседству. Поскольку жизнь соседа была поставлена в опасность, Каннинхэм был признан виновным в злоумышленном обращении с опасным для жизни отравляющим веществом (Закон о преступлениях против личности 1861 г., ст. 23 1 ). Судья в своем напутствии присяжным сказал, что слово «злоумышленный» означает просто «плохой», «опасный». Апелляционный суд отменил приговор Каннинхэму, сославшись на принцип, впервые провозглашенный Кенни в 1902 г., согласно которому в любой статутной дефиниции преступления слово «malice» (злой умысел) не должно толковаться в старом значении слова «wickedness»(злой поступок).
По мнению суда, во-первых, необходимо установить, что у обвиняемого было намерение причинить конкретный вид вреда, который впоследствии и наступил. Во-вторых, должно быть доказано наличие в действиях обвиняемого неосторожности независимо от того, был причинен вред или нет (т.е. обвинение должно доказать, что обвиняемый предвидел возможность причинения такого вреда и действовал, допуская его наступление).
В решении по делу Каннинхэма было подтверждено, что слово «злонамеренность» (maliciously) в статутном преступлении означает предвидение последствий. Если Каннинхэм не знал, что в результате его действий (т.е. после повреждения газового оборудования) кому-нибудь будет причинен вред, он не может быть признан виновным. В делах, требующих «злого умысла», для возникновения уголовной ответственности недостаточно того, что обвиняемый просто подумал о возможных последствиях, риск должен быть очевиден для него. Он действительно должен знать о существовании риска и умышленно допускать его наступление.
Неосторожность в том виде, как она была сформулирована в деле Каннинхэма, означает, что mens rea, которая является необходимым элементом преступления по статутной дефиниции, должна быть совершена «злонамеренно».
Примечательно, что в деле Каннинхэма это правило было применено к деянию, являвшемуся преступлением по Закону о злоумышленном причинении вреда 1861 г. Комиссия по реформе права, подготовившая отчет об уголовно наказуемом причинении вреда, который содержал множество предложений по данной проблеме, решила, однако, что психический элемент преступления, сформулированный в деле Каннинхэма, вполне удовлетворяет современным требованиям, хотя, по мнению Комиссии, указанный принцип должен быть изложен более просто и ясно, а взамен архаичного и расплывчатого термина «злоумышленность» необходимо использовать слова «умышленно» или «неосторожно».
Эти предложения были реализованы в Законе об уголовно наказуемом причинении вреда, принятом в 1971 г. Тем не менее в этом законе легального определения неосторожности так и не было дано. До 1981 г. суды полагали, что термин «неосторожность», использованный в Законе 1971 г., полностью соответствует определению, данному в деле Каннинхэма и Лоуренса. В 1981 г. Палата лордов постановила, что в тех случаях, когда статут использует слово «неосторожность», должна применяться несколько иная трактовка.
Было высказано мнение, что лицо действует неосторожно в отношении какой-либо поврежденной или уничтоженной собственности, если: 1) оно совершает акт, который в действительности создает очевидный риск того, что данное имущество будет повреждено или разрушено, и 2) оно, совершая акт, не задумывается о возможности возникновения риска либо полагает, что определенный риск существует, но все равно продолжает действовать дальше, допуская его наступление. Палата лордов распространила его на преступления, связанные с неосторожным вождением, использовав несколько иную формулировку. Выражение «очевидный риск» суд заменил словами «очевидный и серьезный риск», что связано с существованием определенной разновидности риска, которую обычный предусмотрительный человек может истолковать как «незначительный риск», в то время как слово «серьезный» предполагает, что речь идет о более серьезном риске, чем просто о «небрежном».
Следует отметить, что данная правовая позиция впоследствии подверглась ожесточенной критике как «несправедливая и аморальная» и была отвергнута палатой лордов в 2004 г. в решении по делу R v G.
Два мальчика, 11 и 12 лет, ушедшие на прогулку без разрешения родителей, ночью разожгли огонь, который перекинулся на магазин, причинив имуществу значительный ущерб. В напутственном слове присяжным суд разъяснил, что, вынося вердикт, они должны руководствоваться понятием неосторожности, сформулированным в решении по делу Колдуэлла. Дети были признаны виновными в совершении преступления, хотя считали, что огонь должен потухнуть сам собой, и не предполагали его дальнейшее распространение. В своем решении палата лордов подчеркнула, что законодатель, принимая Закон об уголовно наказуемом причинении вреда 1971 г., исходил из того, что обвиняемый должен не просто предвидеть возможные последствия, для него должен быть очевиден риск их наступления.
Небрежность (Negligence). Как зарубежные, так и российские специалисты в области уголовного права отмечают, что небрежность является одним из наименее определенных понятий Общей части уголовного права Англии. Оно возникло и развивалось главным образом в судебной практике применительно к истолкованию субъективной стороны простого убийства. Все его признаки в силу этого представляют собой порой бессистемное, различающееся подходом собрание точек зрения судей по самым различным делам, рассмотренным в течение столетий. По мнению подавляющего большинства английских судей, небрежность полностью исключает волевой момент — у лица, совершающего преступление, полностью отсутствует желание совершить противоправное деяние и достичь определенного результата.
Поскольку небрежность не проистекает из сознательного выбора, многое юристы не считают ее основанием уголовной ответственности, хотя небрежность служит основанием для уголовной ответственности гораздо чаще, чем принято считать; например, в Судах Короны около 5% рассматриваемых дел связаны с небрежностью. В этом основное отличие небрежности от намерения, которое характеризуется прежде всего наличием воли, желания, направленных на достижение противоправных последствий. Сложнее обстоит дело с отграничением небрежности от неосторожности.
Принято считать, что лицо действует небрежно, если его поведение в отношении предполагаемого риска, понятного разумному человеку, опускается ниже стандартов, соблюдение которых можно ожидать от такого человека с учетом существования этого риска. При этом нельзя забывать, что кто-то может иметь специальные познания в каком-либо вопросе, недоступные обычному человеку. Тогда вопрос должен быть поставлен по-другому: должен ли совершать такие действия разумный человек, обладающий специальными знаниями? Например, обращение с револьвером, которое в случае с обычным человеком, не имеющим специальных познаний, может не являться небрежностью, в то время как в случае с экспертом но огнестрельному оружию такое поведение будет считаться совершенным с грубой небрежностью. Большие знания и, следовательно, большая способность предвидения предполагают, что к такому человеку будут применяться более высокие стандарты. Этот принцип получил статутное воплощение в Законе о дорожном движении 1988 г. при определении понятия опасного движения. Стандартом дорожного движения согласно Закону является такое движение, какое можно ожидать от «компетентного и внимательного водителя». При определении, двигался ли водитель опасным образом, следует учитывать не только те обстоятельства, о которых, как ожидается, он мог быть осведомлен, но также любое обстоятельство, связанное со знаниями обвиняемого.
Риск, понятный разумному человеку, может касаться последствий поведения лица или обстоятельств, при которых он возникает. Обвиняемый проявляет небрежность к последствиям своего действия или бездействия, если: 1) разумный человек должен был предвидеть возникновение риска и 2) обвиняемый либо не предвидит риска и не предпринимает шагов для того, чтобы его избежать, либо, предвидя его, пытается избежать риска, либо предпринимает шаги, не соответствующие стандарту поведения, которое следует ожидать от разумного человека в таких обстоятельствах.
Принято считать, что обвиняемый проявляет небрежность в отношении обстоятельств, связанных с его поведением, если он должен был сознавать их существование в тех случаях, когда разумный человек должен думать о возможности существования риска.
Строгая ответственность. В некоторых случаях уголовная ответственность может возникать не только при отсутствии намерения, но и при отсутствии неосторожности или небрежности. Речь идет о преступлениях строгой ответственности. Хотя принято считать, что большей частью строгая ответственность за преступления возникает в результате толкования, придаваемого судами отдельным статутам, в общем праве также существует несколько составов преступлений строгой ответственности. Наиболее известным из них является паблик ньюснс, под которым подразумевается любое действие, которое существенным образом влияет на удобство и комфорт определенной части общества. Типичными примерами его могут быть создание помех на дороге, шум или неприятный запах от фабрики, причиняющие серьезное неудобство людям, живущим по соседству.
Как было отмечено в решении по делу Джонсона, паблик ньюснс представляет собой преступление особого рода, ответственность за которое может быть основана на сумме действий, ни одно из которых само по себе не составляет преступления.
В одном деле суд признал, что непристойные разговоры по телефону, которые обвиняемый вел с различными женщинами, также могут являться паблик ньюснс, если потерпевших достаточно много и телефонные звонки причиняют им неудобство.
Что же касается статутных преступлений строгой ответственности, то она часто возникает там, где в законах отсутствуют слова, подобные словам «умышленно», «неосторожно» или «осознанно», дающие суду возможность для уточнения формы вины, которую имел в виду законодатель.